Центральным персонажем Камасутры является нагарака («кавалер»), представитель утонченной городской культуры. Жизнь его проходит в занятиях искусствами, в играх и развлечениях. Искусство культурного досуга требует определенного достатка, но кастовая принадлежность при этом не имеет значения: «кавалером» может быть и шудра, живущий на жалованье. В идеальном доме нагараки должны быть две спальни. Одна из них находится во внутреннем помещении и предназначена для жен, а внешняя спальня - для развлечений, в которых нет места супруге. Здесь кавалер встречается с дамами: с чужой женой, с веселой вдовой, а чаще всего – с куртизанкой, которая способна доставить ему эстетическое и интеллектуальное наслаждение. Куртизанка ведет со своим кавалером искусную игру, отношения любовников кажутся театрализованным действом. Не случайно в Камасутре для них используется терминология театра: он – nāyaka (исполняющий на сцене роль героя-любовника), она же – nāyikā (актриса в роли любовницы). Свита их – та же самая, что фигурирует в трактатах о театральном искусстве: pīṭhamarda, viṭa,vidūṣaka. Бывает трудно определить, беллетристика следует за дидактикой или же, напротив, в трактате отражаются литературные образы и драматические сцены. Ватсьяяна подражал Каутилье, и в качестве древних наставников камашастры фигурируют легендарные царские советники, упомянутые в «Артхашастре», а также два лингвиста, которые названы в «Махабхашье». Само составление трактата о наслаждении (кама) является частью той интеллектуальной игры, которой предавались древнеиндийские дамы и кавалеры. Упоминание таких областей, как Ватсагулма и Дакшина Кошала позволяет думать, что Ватсьяяна был современником Харишены и Калидасы, поэтов, творивших в утонченном стиле кавья. Наука о каме (камашастра), как и вся теория «трех целей жизни» (триварга), могла возникнуть лишь в условиях развитой урбанизации, не ранее начала н.э.

Скачать PDF Скачать JATS

«Камасутра»¹ начинается с определения понятия trivarga (dharma, artha и kāma), «ибо триварга является предметом обсуждения в шастре»² (I.1.1-2). Для каждой из этих «трех целей жизни» есть базовый текст, восходящий к Первокниге, заповеданной Праджапати (I.1.5; 2.8-13). Правила дхармы основаны на Веде (śruti). Они содержались в той части Первокниги, которая принадлежала Ману, сыну Самосущего. Так называемые «Законы Ману» (Manu-smṛti) претендуют на роль компендиума дхармы. Предписания о выгоде (артха) принадлежали Брихаспати³. Ватсьяяна рекомендует в качестве учебника артхи Adhyakṣapracāra⁴. Такое название носит вторая книга «Артхашастры Каутильи», содержащая инструкции для тех, кто обеспечивает доходы царской казны⁵. Наконец, каму следует изучать по «Камасутре». Знатоками дхармы являются ученые брахманы, в хозяйственных делах (vārttā⁶) экспертами могут быть торговцы, а в делах камы – те, кого называют словом nāgaraka.

Нагарака – центральный персонаж «Камасутры», он представляет ту социальную среду, в которой эта дисциплина создавалась и функционировала. Этимология слова прозрачна – от nagara (город). Но перевод nāgaraka как «горожанин» [Сыркин, I.1.23 и др.] плохо передает смысл. В санскритских текстах нередко можно встретить противопоставление горожанина (paura) и жителя сельской местности (jānapada). Но нагарака «Камасутры» – это нечто иное. Переводчики с полным основанием ищут аналоги в литературе Европы Нового времени: fine gentleman [Kuiper, 1979, p. 230], le dandy [Renou, Filliozat, 1985, p. 136], der Elegant [Schmidt, 1922, S. 11 и др.], светский человек [Вигасин, 1990, с. 246 и др.]. В драме Калидасы Урваши говорит царю: «ты галантный» (ṇāario’si) [Devadhar, 1999, Vikramorvaśīya, p.46]. Nāgaraka (или nāgarika) – человек городской культуры (латинское urbanus). Его противопоставляют не всякому жителю сельской местности, а мужлану, деревенщине (grāmya, латинское rusticus)⁷.

Nāgaratā или nāgarakatā – воспитанность, утонченность, изящество⁸. Дандин (Kāvyādarśa I.63-64) приводит такой пример: Деревенщина скажет девушке: «Я тебя хочу, почему же ко мне ты равнодушна?» Нагарака выразится по-другому: «Хотя этот негодник Кандарпа (бог любви – А.В.) безжалостен ко мне, прекрасноглазая, он, по счастью, не питает вражды к тебе!»⁹. Город ассоциируется с культурой поведения. Это известно и в греческом мире – ἀστεῖος означает не просто «горожанин», но человек благовоспитанный, вежливый. Под ἄστυ обычно имеется в виду столица, центр культуры, в греческом мире Афины, в эллинистическое время Александрия. В латинской литературе urbs это, прежде всего, Рим. Есть соблазн и встречающееся в «Камасутре» слово nagara интерпретировать как указание на столичный город Паталипутру. Так, средневековый комментатор Яшодхара толкует nāgarakāḥ и nāgarikāḥ как «жители Паталипутры» (II.5.30; II.9.31)¹⁰. В первом случае это не бесспорно¹¹, так как Нагара фигурирует между Махараштрой и страной дравидов. Возможно, имеется в виду город в Западной Индии (Madhyamikanagarī?). Но во втором случае это, без сомнения, Паталипутра. Ватсьяяна перечисляет восточные регионы бассейна Ганга (prācya). Рядом с Панчалой (Ахиччхатра), Кошалой (Сакета) и страной шурасенов, конечно, должна быть Магадха. Нагарака можно сравнить с гоголевским выражением «столичная штучка».

Местожительство нагараки бывает не только в столице или в другом крупном городе (nagara, pattana - I.4.2). В зависимости от того, какими средствами он располагает (yātrāvaśād), можно жить и в мелком местечке (kharvaṭa) или «где-либо еще» (по словам Яшодхары, в деревне – grāme¹²). Главное, он должен вести такую жизнь, которая подобает представителю городской культуры. Нагарака строит свой дом там, где живут «приличные люди» (sajjana¹³), где есть близкая ему социо-культурная среда. Об этом и говорится далее (I.4.36): «Если ему придется поселиться в деревне, надо вокруг себя собрать тех, кто равен ему по положению, отличается разумом и любознательностью. Пусть он обрисует им образ жизни светского человека и, завоевав их доверие, предложит подражать ему».

«Камасутру» часто определяют как учебник сексологии. Однако Ватсьяяна (I.2.12) предлагает более общее определение понятию kāma: это удовольствие, которое испытывает человек в результате приятного воздействия (anukūlyataḥ pravṛttiḥ) на его органы чувств (зрение, слух, обоняние, вкус, осязание). Сюда же, естественно, входит и сексуальное удовлетворение (I.2.12) вследствие «особого рода прикосновений» (sparśaviśeṣa). «Камасутра» - трактат о том истинном наслаждении, которое способен испытывать только человек рафинированной культуры. Эротика – неотъемлемая часть этой культуры.
Образу жизни нагараки (nāgarakavṛtta¹⁴) посвящена особая глава (I.4). Здесь речь идет о признаках воспитанного человека, начиная с гигиенических навыков (регулярное мытье, чистка зубов, бритье, стрижка и т.п. - I.4.5-6). На туалетном столике возле его постели флакон с благовониями, оставленные на ночь мази, лимонная кожура и листья бетеля. Рядом находится зеркало – нагарака заботится о своей внешности и нарядах. Тот, кто причастен городской культуре, умеет организовать свой досуг. В комнате есть дощечка для рисования и коробка с кистями и красками, на крюке из слоновой кости висит индийская лютня (I.4.4). Около его постели находится «какая-нибудь книга» (yaḥ kaścit pustakaḥ). Яшодхара, безусловно, прав, когда говорит, что имеется в виду последний сборник стихов (tadānīṃ kāvyam), который необходимо прочесть. Речь, во всяком случае, не идет о религиозной литературе.

Нагараке не случайно рекомендовано жить среди людей своего круга, для него очень важно общение с культурными людьми. В их компании он посещает театральные представления, слушает музыку и пение, наблюдает за боями петухов и перепелов (I.4.8-10). Нагарака устраивает вечерние приемы, услаждая друзей угощениями и напитками, приятными речами и вежливым обхождением (I.4.12-14; 23). С ними он совершает прогулки в парке, предаваясь беседам об искусстве и поэзии (I.4.20). «Это встречи людей, близких по знаниям и интеллекту, привычкам, имущественному положению и возрасту» (I.4.19). «При этом чествуют блистательных любимцев публики и приглашают очаровательных женщин» (I.4.21). Очень важное место в их жизни занимают всевозможные игры (I.4.4; 14; 26-28 – dyūta, krīḍā). И сама беззаботная жизнь, посвященная развлечениям, кажется утонченной игрою¹⁵.

Вполне понятно, что для подобного образа жизни требуются средства. Нагарака не всегда богат, иначе он не уехал бы из столицы в мелкое местечко или в деревню. Но он должен быть обеспеченным человеком: все эти предписания, по справедливому замечанию Яшодхары, не для тех, у которых нет ничего (na niṣkiṃcanasyāyaṃ vidhiḥ). Если нагарака разоряется, ему достается роль клиента при состоятельном господине, которого он может обучать хорошим манерам (I.4.31-32). О какой-либо деятельности нагараки Ватсьяяна не говорит – она его не интересует, поскольку области камы принадлежит лишь культурный досуг (otium cum dignitate). Имущество нагараки может быть получено в качестве наследства (I.4.1) – тогда он, видимо, проматывает то, что скопили предки.
Но могут быть и самостоятельные приобретения: в результате религиозных дарений (pratigraha), военной добычи (vijaya), торговли (kraya) или вознаграждения (nirveśa). Этот перечень из четырех элементов воспроизводит традиционные представления индуизма о структуре общества, состоящего из четырех варн. Подобные дарения получают брахманы, война – дело кшатриев, торговля ассоциируется с вайшьями, а nirveśa - то, что зарабатывают шудры¹⁶. Значит, даже шудра может вести жизнь светского человека Для автора «Камасутры» малозначимо противопоставление трех высших варн (дваждырожденных) и шудр. Ватсьяяна необычным образом оперирует традиционными понятиями индуизма. Овладение науками (vidyā) он причисляет не к дхарме, а к артхе, наряду с приобретением материальных ценностей (I.2.9)¹⁷. Это заставляет думать, что речь идет не о пребывании брахмачарина в доме наставника-гуру с целью изучения вед, а о получении светских познаний. Именно артхе посвящена первая стадия жизни, в течение которой надлежит соблюдать целомудрие (brahmacarya — I.2.2).

На пару с нагаракой основной героиней «Камасутры» является куртизанка (gaṇikā). Большая часть развлечений светского человека предполагает активное участие публичных женщин (veśyā), они постоянные участницы дружеских компаний и приемов (I.4.19-28). Жилище нагараки включает два пространства (dvivāsagṛha): внутреннее и внешнее (I.4.3). Во внутренних комнатах находится его жена (или жены), а также их дети – но об этом приходится лишь догадываться. Вся та светская жизнь, которая составляет содержание специальной главы о нагараке, протекает во внешнем помещении (bāhye vāsagṛhe - I.4.4). Именно здесь он принимает гостей, здесь же предается любовным утехам с куртизанками.
Нагарака должен быть женат, но жена его занята хозяйством и рождением детей. Интеллектуальное и эстетическое наслаждение он получает с куртизанкой. И дело не сводится к тому, что ганика знает 64 вида эротического искусства (pāñcālikī catuḥṣaṣṭir - I.3.16)¹⁸. «Прежние учителя» утверждали, что женщинам бесполезно давать наставления в шастре – ведь они неспособны к наукам (yoṣitāṃ śāstragrahaṇasyābhāvād - I.3.3). Ватсьяяна с этим не спорит, он лишь говорит о том, что женщины могут усвоить что-то не в теории, а на практике (I.3.4). Однако есть и те, что способны овладеть науками: это принцессы и дочери сановников, а также куртизанки (I.3.11). Таким образом, ганика, в отличие от законной супруги, была дамой просвещенной. В «Лалитавистаре» (XII.12) Сиддхартха просит отца найти ему такую жену, которая была бы столь же образованной, как ганика.

Ватсьяяна (I.4.15) перечисляет 64 вида знаний, вспомогательных (aṅgavidyā) для «Камасутры», в которых должна быть сведуща ганика (как и нагарака). Это не традиционная ведийская ученость и даже не всегда, собственно, науки, а, скорее, светские навыки. Куртизанка блистает в обществе (I.3.17), демонстрируя свои таланты и всевозможные познания. Она танцует и поет, играет на музыкальных инструментах и рисует, искусно декламирует стихи и участвует в интеллектуальных играх. Публичная женщина со вкусом наряжается, следит за макияжем и знает толк в кулинарии. Она принимает участие в общих играх и беседах, проявляя знание языков и поэтических приемов.
Всякого рода искусства и умения рассматриваются как вспомогательные науки «Камасутры» по той причине, что только деревенщина довольствуется примитивным сексом (grāmyasukha – «Артхашастра» I.17.20; «Махабхарата» V.88.94-95 и др.). Человек утонченной культуры нуждается в самых разных наслаждениях, которые может дать ему общение с женщиной. Ганика украшает собою дружескую компанию, те приемы и празднества, которые устраивает нагарака. Европейские переводчики заставляют ее заниматься строительным делом (толкуя таким образом слово vāstuvidyā) и металлургией (dhātuvāda - I.4.15). Но речь, очевидно, идет лишь о том, что ганика способна поддержать разговор о происхождении и свойствах драгоценных камней и металлов. И «знание искусства построек» (vāstuvidyā) не требует строительных навыков – предполагается, скорее, представление о том, как расположение помещений влияет на судьбу хозяина дома.
Куртизанка, как и нагарака, охотно предается игре. Более того, сами их отношения выглядят как изящная игра. В качестве действующего лица «Камасутры» нагарака именуется словом nāyaka (кавалер), а его дама, возлюбленная - nāyikā. Оба этих термина широко употребляются в трактатах о театральном искусстве: наяка – это герой-любовник, а наика – героиня драмы. Согласно «Камасутре» (I.4.31-33), их свиту составляют pīṭhamarda, viṭa и vidūṣaka. Это также персонажи санскритской драмы, амплуа или маски спутников героя-любовника: наперсника, прихлебателя и комика [Kuiper, 1979, p.229]. Нужна большая наивность для того, чтобы воспринимать эти сценические персонажи в «Камасутре» в качестве «реальных фигур придворного и городского быта» [Гринцер, 1979, с. 46-47]. Много позже они со страниц «Натьяшастры», трактата о театральном искусстве, перешли в литературу о политике. В «Нитивакьямрите» Сомадевасури (X в.) они фигурируют в перечне тайных агентов на царской службе (XIV.8).
В связи с вопросом о соотношении «Камасутры» и «Натьяшастры» следует коснуться вопроса о датировке того и другого текста. «Натьяшастра» относится, видимо, к I-II вв. [Алиханова, 2008, с. 154]. Когда-то предпринимались попытки датировать «Камасутру» также I в. Р.Г.Бхандаркар [Bhandarkar, 1933, p.328] аргументировал это тем, что Ватсьяяна (II.7.29) упоминает одного из правителей династии Сатаваханов – Кунталу Шатакарни, который жил в I в. до н.э. Будто бы скандал с этим царем был еще на слуху в те времена, когда творил автор «Камасутры». Однако составители шастр ориентировались не на современную действительность, а на предания. В дхармашастрах речь обычно идет о мифических персонажах ведийской литературы. В «Артхашастре» (I.6 и др.) фигурируют также герои эпических сказаний: Дурьодхана, Джанамеджая, Равана и т.д. Подобного рода имена мы видим и в «Камасутре»: I.2.36; III.5.5; V.4.14 – Сита, Шакунтала, Ахалья и др.
У Каутильи (V.5.11) появляются лица, известные по историческим преданиям о царских советниках: Диргха Чараяна и Гхотамукха. В буддийской литературе содержатся фольклорные рассказы об этом «Длинном Чараяне», коварном военачальнике, который сверг Прасенаджита с престола («Мадджхима-никая» II.118-119, Джатаки IV.151-152, «Авадана-шатака» II.114.10). Есть в палийском каноне и сутта о брахмане Гхотамукхе («Мадджхима-никая» II.157-163), который даровал монахам те средства, которые сам он регулярно получал от царя Анги. Гхотамукха был сторонником учения, которое оправдывало любые средства для достижения политической цели. В джайнских источниках сочинение Ghoḍa[ya]muha перечисляется вместе с Koḍillaya (или Caṇakkakoḍilla) [Carpentier, 1921, p. 29; Jain,1984, p. 226], то есть с «Артхашастрой Каутильи». Наконец, в «Камасутре» (II.7.28-30) мы находим упоминание исторических царей более позднего времени. Но сюжеты о них могли быть известны Ватсьяяне из богатой повествовательной прозы начала н.э., из новелл наподобие тех, что впоследствии вошли в обширные сборники типа «Катхасаритсагары».
Для определения хронологии создания санскритских памятников большое значение имеют встречающиеся в них упоминания топонимов и этнонимов. В шастрах самой разной тематики – о политике, медицине, поэтике – мы видим перечисления регионов Индии и обычаев их жителей. Так, «Чарака-самхита» (VI.30.316), медицинский трактат, относимый обычно ко II в., говорит о пищевых привычках разных народов Индии: «греки, парфяне, китайцы привыкли питаться мясом, а жители восточной Индии – рыбой» и т.д. «Натьяшастра» (XIV.36-55) указывает региональные приметы поведения артистов на сцене. Список местных особенностей имеется и в эротической литературе. Так, согласно «Камасутре» (II.5.27), жительницы Махараштры обожают непристойности, а Гауды нежны в речах, жительницы Андхры сладострастны, а обитательницы Мадхьядеши не любят целоваться и т.д. Вряд ли правомерны попытки на основании таких списков топонимов и этнонимов в санскритских трактатах восстанавливать общую карту Индии определенного периода. Мир шастр – условный, он ориентирован на литературную традицию не меньше, чем на окружавшую автора историческую действительность. К примеру, среди областей Южной Азии в «Камасутре» (II.5.27; II.6.45; V.6.33) фигурирует Стрираджья, мифическое «царство женщин»¹⁹.

Но авторы шастр, возводившие ту или иную дисциплину к богам и риши, порою вставляли в текст знакомые реалии, не отдавая себе отчет в том, что они указывают на определенное историческое время. И с этой точки зрения наше внимание привлекают некоторые названия местностей, которые упоминает Ватсьяяна. В II.5.27 имеется в виду Дакшина-Кошала (совр. Чаттисгарх), которая впервые встречается в эпиграфике IV в. (Аллахабадский панегирик и надписи Вакатаков). Не раз говорится о Ватсагулме (V.5.32; V.6.31), которая в эпиграфике упоминается не ранее IV в. [Yazdani, 1982, p. 24-25]²⁰ Такого рода информация заставляет думать, что «Камасутра» была составлена в IV или V в.²¹, то есть примерно в то же время, что и «Ньяябхашья» другого Ватсьяяны (Пакшиласвамина). Скорее всего, автор «Камасутры» был современником Харишены и Калидасы, поэтов, творивших в утонченном стиле кавья. Калидаса был знаком с камашастрой - об этом свидетельствуют его поэмы «Рагхувамша» (XIX), и Кумарасамбхава (VII). В драме «Малявика и Агнимитра» [Devadhar, 1999, Mālavikāgnimitra, p. 126] одного из героев называют kāmatantasaiva (kāmatantrasaciva). Однако не очевидно его знакомство с текстом именно «Камасутры» Ватсьяяны [Winternitz, 1996, p. 661]. Только начиная с VII в. «Камасутру» Малланаги Ватсьяяны упоминает Субандху («Васавадатта»), а затем Магха и Бхавабхути. Во времена составления «Куттанимата» (VIII в.?) Ватсьяяна – основной авторитет в области камашастры (77; 123). Хемачандра (Abhidhānacintāmaṇi, 853-854) отождествляет Ватсьяяну Малланагу и автора «Артхашастры» Каутилью Чанакью.

Во времена Ватсьяяны основные политические и культурные центры Индии, очевидно, сместились из долины Ганга на юг (поэтому в «Камасутре» неоднократно упоминаются области Декана: Андхра, Махараштра, Ванаваса, Видарбха, Ватсагулма). И в преданиях о царях фигурируют правители государств Западной Индии и Крайнего Юга Индостана (Абхира, Кунтала Шатакарни, Чола, Малаявати²², Пандья²³ - II.7.28-30; V.5.29; V.6.30).

Описание происхождения «Камасутры» соответствует литературной традиции. Все науки в конечном счете восходят к изначальной всеобъемлющей шастре. Последовательное сокращение ее текста вызывается тем, что срок жизни людей уменьшается вследствие упадка дхармы. Здесь находит отражение индуистская теория космических циклов. Реально сохранившийся текст любой шастры объявляется кратким вариантом или реконструкцией фрагмента Изначального Слова. Подобный рассказ мы находим в «Махабхарате» (XII.59. 84-92) [см. Никольская, 2002]: В Первокниге Брахмы содержалось исчерпывающее изложение дхармы, артхи, камы и мокши. Шива-Вишалакша²⁴, увидев, что человеческая жизнь становится все короче, сократил эту шастру до ста тысяч глав. Далее Индра сократил ее до пяти тысяч глав, и эта его книга носит название «Бахудантака»²⁵. Затем наставник богов Брихаспати – до трех тысяч, а учитель асуров Ушанас (Кавья) – до тысячи глав.

В прозаическом введении к «Нарада-смрити» [Вигасин, Самозванцев, 1998, с. 56] сходным образом говорится, что Ману создал шастру объемом в сотню тысяч стихов. Затем ее сократил до двенадцати тысяч стихов мудрый Нарада и передал Маркандее. А тот, сократив ее до восьми тысяч, передал Бхаргаве. Последний же довел ее до четырех тысяч стихов (что почти соответствует размеру дхармашастры Ману, которую иногда называют «Бхаргавия»). Аналогичные истории содержатся в трактатах о медицине [Filliozat, 1964, p. 2-3]²⁶: эту науку последовательно передают и сокращают Брахма, Праджапати, Ашвины, Индра, а затем древние провидцы-риши. Дошедшие до нас трактаты часто недавнего происхождения, но они украшены именами этих риши [Winternitz, 1996, p. 665]. Наиболее близкую к «Камасутре» генеалогию предлагает «Кавьямиманса» Раджашекхары [Kāvyamīmāṃsā, 1977, p. 3]. Здесь родоначальником науки поэтики объявляется Шива, а Самосущий Праджапати – тем, кто сократил ее. Далее восемнадцать разделов шастры излагали восемнадцать авторитетов, среди которых упоминается бог Индра и древние мудрецы. Среди последних присутствуют два имени (Суварнанабха и Кучумара), упомянутые Ватсьяяной в качестве авторов частей камашастры.

Изложение дхармы традиционно ассоциируется с именем Ману, и вполне вероятно, что Ватсьяяна был знаком с «Ману-смрити». Артха - та область, где высшим авторитетом считался наставник богов Брихаспати. Нам не известна приписываемая ему шастра (кроме средневековой «Брихаспати-сутры»). Но «Артхашастра Каутильи» начинается с поклонения Брихаспати. Необходимо было найти мифического родоначальника и для «науки о каме». Таковым был выбран Нандин – бык, «сопровождающий Махадеву» (mahādevānucara – I.1.8), то есть Шиву. Хорошо известен эротизм культа этого бога, и характерно, что, в отличие от дхармы и артхи, кама увязывается не с ведийской мифологией, а с шиваизмом. Следующее поколение учителей камашастры представлено Шветакету, сыном Уддалаки. Выбор этого персонажа не случаен: в упанишадах («Брихадараньяка» VI.4) об Уддалаке Панчале идет речь в связи с символикой секса. В «Махабхарате» (I.113.9-20) говорится о том, что его сын Шветакету ввел институт брака, отменив беспорядочное общение полов.
Преемником Шветакету, по словам Ватсьяяны, был Бабхравья Панчала, который не просто сократил книгу Шветакету, но и дал ей ту самую структуру из семи отделов, которую мы видим в «Камасутре». Бабхравья – название брахманской готры и в «Махабхарате» (XII.330.37) говорится, что некий Панчала из этого рода изобрел способ заучивания текста «Ригведы» (kramapātha). Вполне понятно, что имя древнего мудреца искусственно вводится в генеалогию науки о каме. В «Камасутре» есть несколько ссылок на мнения сторонников Панчалы Бабхравьи, но они вряд ли доказывают историчность подобной научной школы. Нечто аналогичное мы видим и в «Артхашастре», где упоминаются последователи таких мифических авторитетов в области науки политики, как наставники богов и асуров (Брихаспати и Ушанас).
Можно лишь удивляться тому, что исследователи с доверием относятся к сообщению о том, что отдельные части «Камасутры» восходят к сочинениям таких авторов, как Диргха Чараяна, Гхотакамукха, Гоникапутра и Гонардия. К примеру, Т.Траутманн [Trautmann, 1971, p. 169] пишет, что Ватсьяяна «откровенно сообщает о своих источниках». Ватсьяяна, действительно, называет своих предшественников, но историческая ценность этих сообщений сомнительна [Arthaśāstra, 1922, p. 26]. Трудно представить, что советники древних царей Диргха Чараяна и Гхота[ка]мукха на досуге сочиняли трактаты о том, как следует соблазнять девиц и чужих жен. Очевидно, имена их попали в «Камасутру» из литературы, а именно из «Артхашастры Каутильи».
То же самое можно сказать о мнимом авторстве таких персонажей, как Гоникапутра и Гонардия. Эти имена встречаются в «Махабхашье» Патанджали (I.4.51 и др.), грамматическом трактате, который можно датировать первыми веками н.э. [Sircar, 1939, p. 633–660; Frauwallner, 1982, p. 284–310; Вигасин, 2024, с. 47–54]. Трудно сказать, действительно ли предшественникам Патанджали принадлежали те мнения, которые им приписаны в «Махабхашье». Ф.Кильхорн [Kielhorn, 1969, S. 256-257]²⁷, выдающийся исследователь санскритской грамматической традиции, показал фиктивность такого рода ссылок. Однако в «Камасутру» имена древних авторитетов в области грамматики явно попали из «Махабхашьи». Никаких отдельных сочинений эротической тематики ни Гоникапутра, ни Гонардия, конечно, не создавали. Упоминание их имен в «Камасутре» свидетельствует лишь о том, что Ватсьяяна и его читатели были хорошо знакомы с текстом «Махабхашьи». В «Камасутре» (I.2.38) есть даже цитата из этого грамматического трактата (комментарий на Панини I.1.39, варттика 16). Указание на Гхотакамукху или Гоникапутру, как древних авторитетов в области камашастры, имеет не бóльшую историческую ценность, чем возведение самой этой дисциплины к быку, сопровождающему Шиву.

Справедливым кажется утверждение Х.Шарфе [Scharfe, 1993, p. 253], что, на самом деле, автор «Камасутры» (как и составители других шастр) старательно избегает указаний на свои источники и на исторических лиц.
Ссылки на Ману или Брихаспати призваны подчеркнуть авторитетность шастры, восходящей к мифической Первокниге. Но мне кажется, что перечисление легендарных политиков и знаменитых грамматиков в качестве древних учителей (pūrvācāryāḥ) камашастры имеет несколько иной характер. Обычно в историографии речь идет о сугубой серьезности, даже сухости, книги, посвященной каме. Но образованная публика (иначе говоря, нагараки) той эпохи, когда творил Ватсьяяна, должна была получать удовольствие от предлагаемой им интеллектуальной игры. Классическая санскритская литература отнюдь не чужда юмору и пародии – в том числе, в сюжетах, овеянных религиозным авторитетом [Raghavan, 1989]. Так, герой пьесы Шудраки [Kale, 1982, p. 114] расхваливает священный брахманский шнур (yajñopavita), который годится вору для того, чтобы измерить отверстие в стене и обеспечить проникновение в чужой дом. В романе Дандина [Kale, 1979, p. 190 f.]²⁸ (VI в.) Вихарабхадра поднимает на смех предписания шастр об артхе и дхарме. Автор характеризует его как знатока науки страсти нежной (kāmatantra), искусного в танцах, пении, музыке, остроумного собеседника и соблазнителя чужих жен (короче, нагараку).

Давно отмечена тесная связь «Камасутры» с «Артхашастрой Каутильи». Составитель трактата о каме обыгрывает терминологию политического трактата: так, посредницы (dūtī), передающие любовные записки, уподобляются царским послам (dūta). Свита нагараки и куртизанки – это их «министры» (mantriṇaḥ). К ним применяется термин sandhivigrahaniyuktāḥ (I.4.34), часто встречающийся и в политических трактатах, и в эпиграфике (чиновник, отвечающий за «мир и войну»). Можно говорить о той образности, которая часто присутствует не только в санскритской литературе: завоевание сердца женщины уподобляется военному искусству (II.4.25), любовные ухищрения – дипломатии (I.5.37, ср. «Натьяшастра» XXV.66) и т. д. Но влияние «Артхашастры» не ограничивается терминологией. Его можно обнаружить в структуре «Камасутры», в стиле изложения, в искусственных дискуссиях, где последнее слово принадлежит автору шастры – Каутилье или Ватсьяяне [Wilhelm, 1967; Jolly, 2012, S. 871-874]. Оба текста имитируют форму ведийских сутр, однако, на самом деле, радикально от них отличаются. Сутры восходили к устной традиции и были предназначены для заучивания наизусть. Шастры об артхе и каме принадлежат письменной словесности. «Камасутра» рассчитана на чтение, которое должно было доставить культурной публике эстетическое наслаждение. Это не только дидактическое сочинение, но и памятник художественной литературы, теснейшим образом связанный с классической поэзией и санскритской драмой.
В «Камасутре» можно отметить заимствования не только из «Артхашастры», но также из других санскритских памятников. В главе о заключении брака находят совпадения с дхармасутрой и грихьясутрой Апастамбы [Chakladar, 1990, p. 12-13]. В определении камы видят близость с сутрами вайшешики (V.2.15) [Jacobi, 1970, S. 511; Rocher, 2012, p. 487]. Часть содержания «Камасутры» является общей с трактатами о медицине (недаром автор XVI в. Мадхусудана Сарасвати [Шохин, 2010, с. 148] причислял камашастру к аюрведе). Очевидно, Ватсьяяна был знаком с «Натьяшастрой Бхараты», трактатом об искусстве театра. В основном, это литература начала н.э. В этой связи правомерно поставить вопрос о древности самой дисциплины камашастры. Г.Якоби [Jacobi, 1970, S. 531] возводил ее к эпохе Будды Шакьямуни, но с ним трудно согласиться. Разработка «науки о каме» происходила в условиях развитой городской культуры, а середина I тыс. до н.э. – время лишь самых первых шагов урбанизации.
В ведийской словесности не встречается понятие триварги. Это не значит, конечно, что люди того времени не подозревали ни о религиозном долге, ни о материальной выгоде или чувственной страсти. Однако такие понятия, как дхарма, артха и кама, не становились предметом специального рассмотрения, они не представляли особые дисциплины (шастры). Эротические пассажи в ведийских текстах не имеют прямого отношения к науке камашастры. Когда говорят о древности триварги в индийской традиции [Winternitz, 1996, p. 608], ссылаются на ряд текстов: на «Махабхашью» Патанджали (II.2.34, vart. 9), на упоминание dharmārthakāmāḥ в «Гаутама-дхармасутре» (IX.46)²⁹, на грихьясутру Хираньякешина (II.19.6)³⁰ и на «Вишну-смрити» (59.30)³¹, на пьесу Бхасы «Пратиджнаяугандхараяна» и «Лалитавистару». Но все эти памятники относятся к первым векам н.э. или даже к раннему Средневековью.

Старинные дхармасутры были частью ритуальной практики ведийских школ. Лишь «Ману-смрити» знаменовала новый этап развития литературы о дхарме, ее можно считать первой дхармашастрой в точном значении слова. И составители этой книги рассматривали дхарму как часть триварги (II.3; 224; VII.151; XII.38). Датируется памятник рубежом н.э. или, скорее, началом новой эры, судя по упоминанию (X.44) таких народов как скифы, парфяне и китайцы. «Артхашастру Каутильи» можно с уверенностью датировать I–II вв. н.э. На это указывают содержащиеся в ней данные о внешних контактах Индии – торговле с Александрией Египетской и с Китаем [Trautmann, 1971, p.183]. Автору этого памятника также была известна концепция триварги (I.7). Немало упоминаний триварги и ее частей встречается в «Махабхарате», но речь идет о дидактических фрагментах (преимущественно, в «Шантипарве»), принадлежащих наиболее позднему хронологическому слою поэмы. Все те тексты, в которых говорится о триварге, относятся к эпохе не древнее рубежа н.э. Между тем невозможно представить формирование «науки о каме» вне концепции триварги.
Камашастра складывалась, очевидно, в эпоху Кушан, Кшатрапов и Сатаваханов, когда, судя по многочисленным находкам монет, Индия переживала расцвет городов и торговли. Создание «Камасутры», компендиума этой дисциплины относится к самому концу древнего периода истории Индии. А в Средние века из трактатов о каме исчезает фигура городского «щеголя» (нагараки) и куртизанки (ганики), вместо этого появляются понятия и ритуалы, связанные с тантризмом.