СТАТЬИ

Ирина Викторовна Ерофеева еще при жизни заслужила репутацию лучшего специалиста по политической истории Казахстана 2-й половины XV – 1-й половины XIX в. На ее смерть откликнулся телеграммой соболезнования Президент Республики Казахстан К.-Ж. Токаев. Казахстанские журналисты назвали ее женщиной-батыром, которой казахи должны низко поклониться. Это не было преувеличением. Ее книги и публикации источников по истории казахов оказались чрезвычайно востребованы в момент становления постсоветского Казахстана как независимого государства, но при этом ни в одной из них она ни на йоту не отступила от принципа строгой научной доказательности своих суждений и выводов.
В круге интересов И.В. Ерофеевой находилась также история расселения русских и немцев в Казахстане и их возвратной миграции «на историческую родину» в постсоветский период. Поездка в Монголию возбудила у нее еще один исследовательский интерес – она начала заниматься памятниками буддизма на территории Казахстана, став одним из инициаторов комплексного изучения остатков буддийского монастыря Аблай-хит, равно как и одним из авторов коллективной монографии по результатам этого исследования. Венцом ее научной карьеры по праву считается поистине титанический труд, которому она отдала 17 лет жизни, – издание писем казахской правящей элиты за период с 1675 по 1821 гг. Ей принадлежит сам замысел уникального свода, вобравшего в себя 811 посланий, из которых 4/5 ранее не публиковалось; она написала введение, биографии авторов писем, ряд статей в приложениях, подготовила комментарии; нашла спонсоров и издателей, благодаря которым научная книга стала памятником полиграфического искусства.
Ирина Викторовна оставила нам целое семейство текстов высшей категории, в которых в полной мере отразилась эвристика ее мысли, сила духа, любовь к земле Казахстана, его народам, персонажам его истории.

Скачать JATS

21 ноября 2020 года в Алматы на 68-м году жизни умерла Ирина Викторовна Ерофеева.
По чисто формальным показателям она не обладала на момент смерти высоким статусом: ничем не заведовала, никем не руководила, не была академиком, даже доктором – всего лишь кандидатом исторических наук на пенсии. Разве что удостоилась после выхода в свет ее главного труда, о котором речь ниже, звания почетного доктора Международного казахско-турецкого университета им. Ходжа Ахмета Яссави в г. Туркестане… Тем не менее смерть ее получила широкий резонанс. Внимание публики не могли не привлечь громкие заголовки статей, опубликованных вскоре после ее кончины: «“Батыр Ирина”: историк великой Степи» (информационно-аналитический портал Orda_Kz, 24 сентября); «Она не склоняла голову даже перед высокими чиновниками» (газета Экспресс-К, 3 декабря); «Казахский народ должен ей низко поклониться!» (Казахстанское информационное агентство Newtimes.kz, 6 декабря). Совсем необычной была реакция власти на смерть «всего лишь» кандидата наук. Президент Республики Казахстан (РК) Касым-Жомарт Токаев прислал телеграмму соболезнования, зачитанную на онлайн панихиде по Ирине: «Я искренне разделяю с вами горечь и боль невосполнимой утраты – кончины И.В. Ерофеевой. Она была высоким профессионалом истории казахской государственности. Она целиком посвятила себя работе. Была патриотом своего народа. Ее научные труды по праву занимают особое место в нашей науке» [Онлайн-панихида, 2020].
Эти посмертные слова в адрес друга, при воспоминании о котором щемит сердце, справедливы, но не полны, как не будет полным и то, что я попытаюсь сказать здесь об Ирине. Ибо знания о ее жизни до нашего знакомства в 1992 г. у меня недостаточны для того, чтобы показать эту жизнь во всех ее деталях. В Казахстане друзья Ирины готовят библиографию ее трудов; надеюсь, что она будет включать и научную биографию. А я в этом тексте попробую представить, хотя бы эскизно, не одного ученого, но и человека.

I

Ирина родилась в Усть-Каменогорске, столице Восточно-Казахстанской области (ВКО) – центре края, славящегося богатыми месторождениями полиметаллических руд, за что известный геолог В.К. Котульский выделил его в отдельную геологическую область – Рудный Алтай [Лузгин, 2017]. Ее предки по отцу происходили из старообрядцев, бежавших из Руси на входившие в состав Речи Посполитой земли по р. Сож и ее протоке – «ветке». В 1760 г. пришла российская воинская команда для «выгонки» «веткинцев» назад в Россию. Одну их часть выселили на земли к югу от Байкала, где их со временем стали называть «семейскими», другую – на Рудный Алтай, там за ними закрепилось название «поляки» [Болонев, 1985, с. 30; Казанцева, Мурашова, 2007]. Среди поселений «поляков» было и село Ерофеевка в долине р. Малой Ульбы. Очень возможно, что названо оно было по имени первопоселенца из рода, к которому причислял себя отец Ирины. В XXI век оно вошло как леспромхозовский поселок; но после того, как Комитет лесного хозяйства РК на порядок сократил объем вырубки в ВКО, Ерофеевка умерла [Вологодская, 2011]¹.

По материнской линии Ирина возводила свой род к Александру Жаркову – дворянину «чингизидско-тюркского происхождения и чисто азиатской внешности» [Сугирбаева, 2020], участвовавшему в восстании декабристов на Сенатской площади, осужденному на каторгу в Риддеровском руднике на Рудном Алтае и в 1826 г. бежавшему. Однако всех приговоренных к каторжным работам отправляли исключительно в Иркутскую губернию, а человека с фамилией Жарков вообще нет в справочнике, содержащем документально подтвержденные данные о всех, кто привлекался к следствию по делу о тайных обществах [Декабристы, 1988]. Ирина предполагала, что Жарковым ее мятежный предок стал называться после побега и женитьбы на спрятавшей его казачке с такой фамилией, его же собственная фамилия неизвестна [Сугирбаева, 2020]. Среди алтайских Жарковых бытует более расплывчатая версия: их родоначальником был дворянин с такой фамилией, «политический», где-то между 1825 и 1840 гг. приговоренный к каторге на Риддере или к ссылке в те же края². Увы, сведений о каторге на Риддере пока не обнаружено, а политических ссыльных селили за пределами Алтайского горнозаводского округа [Карпенко, 1963, с. 181]. Вместе с тем, если судить по архивным данным, Жарковы жили на Горном Алтае как минимум c XIX в. и работали на его рудниках [Плац, 2019].

II

Я неслучайно уделяю столько места генеалогии Ирины. Даже если исключить из нее легендарного декабриста, очевидно, что родоначальниками и продолжателями обеих ее ветвей были люди независимые. Как подчеркивала сама Ирина, для ее «дальних и близких предков никогда не было характерным заниматься тем, что в обозримом будущем может принести весомые дивиденды в виде успешного продвижения по карьере, материальных и прочих льгот» [Сугирбаева, 2020]. В большинстве своем они были людьми не рядовых занятий: кадровыми офицерами и горными инженерами, предпринимателями и исследователями. путешественниками и деятелями культуры…
Родовые качества Ерофеевых и Жарковых усилились, когда две ветви соединились. Дед по отцу всё свободное время посвящал книгам по истории, дед по матери увлекался чтением мемуаров и сам писал их под конец жизни [Сугирбаева, 2020]. Отец Ирины, Виктор Степанович Ерофеев, в качестве научного сотрудника Института геологических наук АН Казахстана участвовал в изысканиях на юго-западе Алтая; его исследования были посвящены региональной геологии, палеогеографии и литологии. По их результатам он совместно с Ю.Г. Цехановским подготовил вышедшую двумя выпусками этапную монографию о закономерностях образования геологических формаций [Ерофеев, Цехановский, 1982; 1983], а в 1984 г. стал доктором геолого-минералогических наук. В то же время на протяжении всей жизни он увлекался батырами – окруженными поэтическим ореолом персонажами казахской истории [Сугирбаева, 2020]. Увлечение героями степной политики и вообще историей своих предков, своей малой родины, Казахстана, было унаследовано дочерью. И оно получило дополняющий импульс – любовь к тексту – со стороны матери Галины Арсентьевны, которая с 1954 по 1984 гг. заведовала Городской детской библиотекой № 1, в 1959 г. преобразованной в Областную.

III

История рода, сезонное кочевничество геолога-отца и его «батырское хобби», погруженность матери в мир книги, предопределили выбор Ирины – стать профессиональным историком. В 1971 г. она поступила на исторический факультет Усть-Каменогорского пединститута, который окончила в 1976 г. Но как ученый она «созрела» до получения диплома. Здесь она следовала примеру отца: тот, будучи еще студентом, сдавал в Комитет геологии вполне профессиональные отчеты о работе поисково-съемочной партии по изучению Зайсанской впадины [Республиканские, 1959–1960]. А дочь на IV курсе написала статью о военном инженере XVIII в. И.Г. Андрееве, оставившем интересные свидетельства о казахах Среднего жуза. Статья принесла Ирине диплом I степени на Всесоюзном конкурсе научных студенческих работ; диплом же стал основанием для рекомендации в аспирантуру Института истории, этнографии и археологии имени Ч. Валиханова. Туда она поступила сразу после вуза, а уже в 1979 г. защитила кандидатскую диссертацию [Ерофеева, 1979]. После защиты ее приняли в тот же институт, где к 2003 г. она «доросла» до ведущего научного сотрудника [Ерофеева, 2021].
В конце 1970-х гг. в Институт пришло немало талантливых молодых историков, из которых на мой, скорее всего, пристрастный взгляд выделялась троица выпускников одного и того же 1976 года: Нурбулат Эдигеевич Масанов, Ирина Викторовна Ерофеева, Жулдузбек Бекмухамедович Абылхожин. Они общались, сотрудничали, не раз бывали соавторами. Ирина и Нурбулат стали друзьями на всю жизнь. При этом первая, находясь в постоянных контактах со вторым – бесстрашным человеком, несокрушимым логиком, выдающимся исследователем [cм. о нем: Нурбулат, 2006; Ерофеева, 2007(1); Масанов, 2017], сохранила человеческую и научную самостоятельность; это был тандем равносильных характеров и умов, и каждый его член не подавлял, а подвигал другого на новое понимание известного, поиск непознанного. Неслучайно после внезапной кончины Масанова в 2006 г. спустя лишь год после того, как он возглавил только что созданный Научно-исследовательский институт по проблемам культурного наследия номадов (НИИ), ни у кого не было сомнений в том, что новым директором должна стать Ерофеева. Ведь уже были опубликованы работы, сделавшие ее имя известным не только в научном сообществе, но и за его пределами. Это выходившая трижды блестящая книга о хане Абулхаире [Ерофеева, 1999(2)]; разделы в дважды переиздававшейся коллективной монографии по истории Казахстана [Ерофеева, 2000(1); 2000(2)]; великолепно изданная книга о символах казахской государственности [Ерофеева, 2001(2)]; книга о родословиях казахской элиты XVIII–XIX вв. [Ерофеева, 2003]. Все они оказались очень востребованы в момент становления независимого Казахстана как государства; но при этом ни в одном из этих текстов автор ни на йоту не отступил от принципа строгой научной доказательности информации, предлагаемой читателю. В те же годы Ирина продемонстрировала и мастерство публикатора, подготовив, как и положено, с сопроводительными статьями, комментариями, приложениями и указателями издание двух «описаний киргиз-кайсацких орд», сделанных русскими свидетелями-современниками А.И. Лёвшиным [Левшин, 1996] и И.Г. Андреевым [Андреев, 1998].

IV

Масанов успел подготовить и провести представительную международную конференцию; но редактировать и издавать ее материалы пришлось уже Ерофеевой [Феномен, 2007]. Этой рода работой она к тому времени владела в совершенстве. И уже тогда ярко проявились некоторые стороны ее личности: перфекционизм в исполнении задуманного; целостное восприятие книги как одного из совершеннейших плодов человеческой культуры и поэтому особое внимание к ее эстетической составляющей; высокоразвитое чувство вкуса и меры; способность заражать своим максималистским видением задуманного ею проекта его спонсоров. А находить их Ирина могла как никто из известных мне ученых.
Возьмем для примера «Символы казахской государственности». Формат этого издания – 90×100/16, толщина книжного блока без переплета – 1 см, лендериновый переплет жемчужно-серого цвета с тиснением заголовка матовым серебром одет в плотную глянцевую темно-красную суперобложку также с серебряным тиснением. Форзац – темно-серый, подборка шрифтов на титуле и контртитуле и размещение текста ласкают глаз. Названия трех разделов книги напечатаны на отдельной странице на цветном фоне – темно-красном, темно-синем и жемчужно-сером. Иллюстрации расположены на левой странице разворота, сопровождающий текст – на правой. Большинство иллюстраций – изображения печатей степных правителей, каждая воспроизведена дважды: в обведенном тонкой серебряной рамкой белом квадрате в центре страницы – в увеличенном виде, так что прекрасно видны выведенные арабицей титул и имя хана или султана; в левом верхнем углу – уменьшенное черно-белое изображение той же печати в светло-сером квадрате, также заключенном в нитяную серебряную рамку. На страницах же с фотографиями памятников казахским правителям сдержанное в цветовом отношении фото памятника на ¾ представлено на светло-сером фоне, образуемом уже профильным фото того же памятника. И все эти изобретательные и изящные детали издания в их почти идеальном сочетании появились благодаря творческой фантазии не только художников В.Ф. и О.В. Прониных, но и И.В. Ерофеевой.
Хотя на посту директора Ирина пробыла неполные пять лет, масштабы сделанного лично ею и под ее руководством впечатляют. За 2006–2011 гг. НИИ были изданы: одна коллективная монография [Аныракайский треугольник, 2008] и одна индивидуальная [Рогожинский, 2011]; шесть тематических сборников научных статей [Феномен, 2007; Вклад кочевников, 2008; Научные чтения, 2009; Роль номадов в формировании, 2010; Роль номадов евразийских степей, 2010; Археология, 2011]; два атласа, уникальных по объему, содержанию и качеству издания [Историко-культурный, 2011; От Алтая до Каспия, 2011]. Была переиздана в дополненном виде монография Н.Э. Масанова [Масанов, 2011] и проведены четыре крупных международных конференции, материалы которых были опубликованы в указанных выше сборниках. Оценивая объем и качество этой продукции, стоит обратить внимание на два обстоятельства. Во-первых, произведена она была коллективом, по численности постоянных сотрудников сопоставимым с не самым крупным исследовательским Центром в составе Института востоковедения РАН. Но этот небольшой коллектив включал специалистов разного профиля – от историков, археологов и архивных работников до фольклористов, картографов и специалистов по ландшафтам. Что позволило проводить действительно комплексные исследования, в необходимости которых Ирина, четко понимавшая неразрывную связь кочевников с местом обитания и преемственность их исторической памяти, была убеждена. Во-вторых, выход продукции института нарастал с каждым годом и в 2011 г. достиг пика почти в 4 тыс. печатных страниц.
На то были две причины. Одна – совершенно естественная для научных исследований гуманитарного профиля: нужно время для их проведения и написания итоговых текстов; как следствие, наибольшее количество работ и должно было завершиться к концу пятилетия. Вторая причина, до боли знакомая ученым всего постсоветского пространства, не была естественной: чиновничье «управление» наукой. Слишком часто оно сопряжено с корыстным интересом, когда на первое место выходит не целесообразность, а стремление получить «красивую» отчетность, устроить на руководящий пост «своего» человека, удовлетворить болезненное самомнение начальника, поживиться за счет науки. А еще, когда руководитель объекта управления не боится постоять за планы, цели и методы работы своего учреждения. Такой была Ирина, быстро ставшая для начальства бельмом в глазу. Но убрать ее было непросто: количество и качество производимой НИИ продукции, равно как и финансовая отчетность, не давали никаких поводов для снятия директора. Вдобавок каждой враждебной вылазке начальства подчиненные противопоставляли дополнительный всплеск творческой активности. Таким образом, министерские интриги тоже можно считать причиной нарастания объема институтских трудов. И все-таки раисы нашли выход: 22 июля 2011 г. Ирине исполнилось 58 лет, она переступила принятый в РК порог пенсионного возраста для женщин, и тут же была отправлена на пенсию [Сагадиев, 2011]. Что касается НИИ, то уже через год его фактически умертвили, слив с Институтом культурной политики и искусствознания.

V

Казалось бы, после такого удара должны были опуститься руки, заявить о себе усталость, накопившаяся за пятилетие в высшей степени напряженного труда без выходных и с рабочим днем в 10–12 часов. Но Ирина не сдалась. Слишком сильна была в ней кровь бунтарей-предков, слишком гордым характером она обладала, слишком развит у нее был дар познания, поравнявший для нее жизнь с исследованием, чтобы она могла угомониться в тихой заводи пенсионерского житья. Понимая, что после пяти лет полной самостоятельности в научном поиске вернуться в Институт истории в качестве сотрудника она не сможет, Ирина, числясь периодически в штате такого научного учреждения, где ей давали свободу действия, встала, по сути, на путь фрилансера. Благо растущее признание позволяло ей на этом пути и зарабатывать на жизнь, и выбирать только те исследовательские темы, что были ей интересны.
А круг ее интересов не ограничивался казахской политической историей. В нем находились и периодически выходили на первый план история расселения русских и немцев в Казахстане и их миграции в постсоветский период. Об этом свидетельствуют ее главы в двух коллективных трудах, подготовленных и изданных в России [Ерофеева, 1999(1); Ерофеева, 2001(1)], и три биографические статьи в сборнике, посвященном вкладу немцев в историю и культуру Казахстана [Культурное наследие, 2012]³. Еще об одной проблеме – о качестве исторических исследований – она часто говорила в интервью, а специально ее рассмотрела в большой статье об «альтернативных по отношению к научным знаниям группоцентристских версиях национальной и всемирной истории, призванных воспевать предков как славных непогрешимых героев, внесших бесценный вклад в развитие человеческой цивилизации и культуры» [Ерофеева, 2007(2), с. 132]. Наконец, в последние годы жизни Ирина увлеклась памятниками буддизма на территориях Казахстана, некогда находившихся под контролем Джунгарского ханства. Она стала одним из инициаторов комплексного исследования остатков буддийского монастыря Аблай-хит, существовавшего в Восточном Казахстане с 1654 г. по первую четверть XVIII в., и одним из авторов коллективной монографии по результатам этого исследования [Байпаков и др., 2019].

Венец ее научной карьеры – поистине титанический труд, где она выступила сразу в трех ипостасях историка, историографа и публикатора. Имеется в виду двухтомная публикация писем казахской правящей элиты за период с 1675 по 1821 гг. [Эпистолярное, 2014], вызвавшая восторженные отзывы как в прессе [Юрицын, 2015], так и в кругу специалистов [Почекаев, 2016; Трепавлов, 2016]. Этим проектом она упорно занималась, пусть в разные годы с разной интенсивностью, 17 лет. Ей принадлежит сам замысел уникального свода, вобравшего в себя послания 22 ханов, 1 жены хана и 3 султанов. Она ввела в научный оборот много посланий, обнаруженных ею и ее помощниками в архивах Казахстана, России и Узбекистана и написанных на чагатайском тюрки, османо-турецком, фарси, китайском, маньчжурском, ойратском языках⁴: 657 из 811 или 4/5 от общего количества. Ею написаны биографии всех авторов писем, в том числе полузабытых и одного совсем забытого правителя Старшего жуза Жолбарыс-хана, и еще 17 лиц, упоминаемых в публикуемых посланиях. Она является одним из авторов статейных приложений, посвященных значению посланий как исторического источника, городам и селениям – резиденциям авторов писем, их одеяниям, оружию, тамгам. Также Ирина написала введение, подготовила комментарии и провела сквозное редактирование текста. Наконец, она нашла щедрых спонсоров и прекрасных издателей, благодаря которым книга стала настоящим памятником полиграфического искусства.

***

Ирина Ерофеева отнюдь не была кабинетным аскетом. Она любила жизнь во всех ее проявлениях – любила красиво одеться, сделать сногсшибательную прическу, вкусно покушать, не избегая при этом хорошего вина. Любила книгу, дорогу, новые впечатления, новые занятия. Была верным другом. Все это было в ее жизни. Как были и яркие любовные истории, хотя она так и не создала семьи. Зато она создала целое семейство текстов высшей категории – книг, статей, публикаций источников, в которых в полной мере отразилась не только эвристика ее мысли, но и сила ее духа и любовь – к земле Казахстана, ее ландшафтам, к персонажам его истории – и к самому процессу поиска и решения, интеллектуального труда и научного творчества.