Со слонами против персов: Элефантерия древней Эфиопии
Вместе с тем известно, что ловля африканских слонов здесь была начата только в первой половине III в. до н.э. (ориентировочно в 270-х гг.) по инициативе царя Египта Птолемея II (Diod. III. 36. 3). Очевидно, Птолемей, продолжая традиционную политику египетских фараонов на южном направлении, поставил под контроль северную Нубию и заставил кушитов признать свое верховенство, но подробности этого имеющаяся источниковая база выяснить не позволяет [Burstein, 2008, p. 136–137]. При этом одной из основных целей Птолемея, если не главной, было получить слонов для своей армии и создать элефантерию в противовес селевкидской, так как прямой связи с Индией Египет оказался лишен.
Тем не менее в историографии (в том числе и новейшей – см., например, [Cobb, 2016, p. 203]) предпринимались попытки подтвердить правоту римского тактика, сославшись на находки в комплексе Мусавварат-эс-Суфра (где находился так называемый «Львиный храм» бога Апедемака). Там были обнаружены изображения слонов (на одном из рельефов они сопровождают связанных пленников (рис. 1)) и остатки построек, где предположительно содержались животные. Это позволило, в частности, авторитетному британскому африканисту П. Л. Шинни заключить: «Африканские слоны, участвовавшие в военных действиях во времена правления Птолемеев и в римскую эпоху, почти наверняка были обучены этому мероитами» [Шинни, 2004, с. 112]. Развивая его мысль, Х. Эстигаррибия полагает, что задачи, лежавшие перед птолемеевскими охотниками, были слишком грандиозны – нужно было разведать незнакомую местность, найти стада слонов, научиться их ловить, отбирать пригодных к дрессировке, а затем перегонять их на север. В этом, по его мнению, они никак не могли обойтись без местных кадров, а значит, мероиты к тому времени уже располагали соответствующим опытом и могли им поделиться [Estigarribia, 1982, p. 283].
Рис. 1. Фрагмент рельефа из храма Апедемака (Мусавварат эс-Суфра) [Hintze, 1978, p. 90, fig. 61]
Однако несмотря на то, что комплекс в Мусавварате действительно мог использоваться для содержания слонов, соответствующие находки предположительно относятся к более поздним временам – правлению царя Арнекамани (235–218 гг. до н.э.) [Кацнельсон, 1970, с. 325–326; Haaland 2014, p. 666–667]. К тому времени элефантерия птолемеевского Египта уже достигла нескольких сотен животных и небезуспешно применялась в нескольких войнах – в частности, в 3-й Сирийской (246–241 гг. до н.э.), где, согласно Адулисской надписи Птолемея III (OGIS 54), участвовали слоны «из страны троглодитов и Эфиопии», т.е. пойманные или купленные у мероитов. Там же особо оговаривается, что Птолемей и его отец первыми начали ловить слонов в этих землях (рис. 2). Это подтверждает и другой источник – труд Агафархида «Об Эритрейском море» (I. 1). Таким образом, в пользу тезиса Арриана о приоритете эфиопов в создании элефантерии весомых аргументов не имеется. Примечательно, что крупный венгерский специалист по истории и культуре Куша Л. Тёрёк, в отличие от Х. Эстигаррибии, отказывает мероитам в умении дрессировать слонов и перегонять их на большие расстояния. По его мнению, это стало возможно только с прибытием специалистов с севера и строительством птолемеевских факторий [Török, 2011, p. 105].
Рис. 2. Охотничьи базы Птолемеев в Африке [Scullard, 1974, p. 129, fig. 13]
Иногда в литературе озвучивается предположение, что мероиты могли научиться использованию слонов независимо от Птолемеев от общих учителей – индийцев. В этом плане показателен сохраненный Элианом (De nat. anim. XI. 25) анекдот о том, что раньше слоны понимали только индийское наречие; само слово «индиец» стало синонимом погонщика слона независимо от его происхождения – карфагенского (Polyb. I. 40. 15), селевкидского (1 Макк. 6:37) и др. Известно о торговых связях между Индией и африканскими странами, находках индийских вещей в Мероэ и мероитских в Индии, индийском влиянии на искусство Мероэ [Берзина, 1989, с. 16, 24]. Это видится вполне вероятным – хотя и несущественным в плане выяснения приоритета: в любом случае, по имеющимся данным, в доэллинистический период жители Эфиопии на слонов только охотились ради мяса и слоновой кости. Если в Индии к тому времени история боевого применения элефантерии исчислялась веками, мероиты последовали их примеру не раньше III в. – и, как представляется, не столь важно, научились ли они этому напрямую от самих индийцев или опосредованно – через египетских греков (которые, в свою очередь, сами учились у индийцев).
При этом, согласно Плинию, в Африке использовался свой метод ловли слонов, который отличался от индийского. Если индийцы применяли сложный способ с ручными слонами в качестве приманки, привлекая диких животных как поодиночке, так и группами в специально огороженные места (его подробное описание сохранилось у Страбона – XV. 1. 42), африканцы просто рыли ловчие ямы – причем другие слоны часто помогали попавшему туда сородичу выкарабкаться (Plin. VIII. 8). Возможно, впрочем, под индийским влиянием впоследствии эта практика могла измениться.
Видовая принадлежность эфиопских слонов не установлена. В настоящее время сохранилось два вида африканского слона – более мелкий (по сравнению с индийским) лесной (Loxofonta africana cyclotis; в основном западные области континента) и более крупный саванновый (L. a. africana; центр, восток и юг Африки). Зоолог из Шри-Ланки П. Дераниягала относил античных североафриканских слонов к вымершему виду (L. a. pharaohensis), чье родство с ныне живущими является предметом отдельной дискуссии (Абакумов, 2015, с. 40–41). По мнению, наиболее распространенному в историографии, боевые слоны древности относились к виду L. a. cyclotis, чей ареал обитания тогда был более широк и охватывал север и северо-восток материка. Оно основывается на опытах по успешному приручению этих животных в колониальном Конго и на ряде античных свидетельств о том, что африканские слоны меньше и слабее индийских (Polyb V. 84. 5–6; Plin. Nat. Hist. VIII. 27; App. Syr. 31; Phil. Apoll. II. 12; Strab. XV. 1. 43 и др.).
В 2014 г. эти свидетельства попыталась оспорить группа биологов из разных стран, которая опубликовала результаты генетического исследования изолированной группы слонов в Гаш-Барка (Эритрея) и обнаружила их родство с саванновыми [Brandt et al., 2014]. Однако аргументы авторов в этой части сложно признать убедительными, так как, в свою очередь, доказать проживание этой популяции здесь с античных времен невозможно. Хотя, безусловно, из этого отнюдь не следует, что саванновые слоны вообще не поддаются приручению; проводившиеся эксперименты (пусть и единичные) этого не подтверждают, а напротив, позволяют осторожно судить об обратном [Абакумов, 2015; Charles, 2016].
О боевом применении слонового корпуса Мероэ сведения практически отсутствуют. По логичному предположению В. Кребса, сам корпус едва ли был многочисленным – у мероитов не было противников, против которых он был бы необходим или полезен [Krebs, 1968, p. 443]. Из некоторых источников (в частности, декрета из Филе 186 г. до н.э.) известно, что они поддерживали повстанцев-египтян в их попытке обрести независимость от Лагидов в конце III – начале II вв. до н.э. [Кормышева, 1985, с. 177–182]. Тем не менее ни птолемеевские, ни мероитские боевые слоны в этом конфликте не фиксируются. Не упоминаются они и во время пограничного конфликта с римлянами при Октавиане Августе (20-е гг. до н.э.); Страбон пишет только об эфиопской пехоте, причем плохо обученной и вооруженной (XVII. 1. 54).
Единственным источником, реально описывающим мероитских слонов в сражении, является роман «Эфиопика» Гелиодора – но этот источник достаточно специфичен и противоречив. Будучи художественным произведением, за обилие сведений о географии Эфиопии и жизни ее населения он был охарактеризован как «энциклопедический справочник по истории Мероэ». Какими источниками при этом пользовался сам автор (называющий себя уроженцем сирийского города Эмеса), неизвестно, хотя по косвенным данным можно предположить, что он бывал в Африке лично [Берзина, 1977, с. 179, 182]. Он был написан, по разным оценкам, в III или IV вв. н.э. [Зембатова, 1969, с. 96–97; Holzberg, 1995, p. 77–78], но повествует о далеком прошлом, когда Египет являлся персидской сатрапией.
Боевых слонов Гелиодор упоминает в главе IX «Эфиопики», где описывает грандиозное сражение между эфиопами и персами. При этом, как ни парадоксально, если описание снаряжения и тактики самой элефантерии можно признать весьма достоверным, то исторический контекст полностью вымышлен. Сам конфликт между двумя сторонами в период ахеменидского владычества над Египтом был весьма вероятен, так как в пограничных с Кушем городах персы держали войска (Herod. II. 30). Однако армии персов и мероитов в том виде, в котором они здесь предстают, друг с другом не могли бы встретиться никогда – из-за наличия деталей, относящихся к совершенно разным эпохам, в том числе и к современной автору сасанидской.
Если о временах Ахеменидов, когда формально и происходит действие романа, напоминает серпоносная колесница персидского сатрапа и его огромная разноплеменная рать, главной ее силой выступают катафракты – тяжелая панцирная кавалерия, где доспехами защищены и всадники, и кони. Безусловно, катафракты именно в том виде, как их описывает Гелиодор (IX. 15), появились значительно позже и впоследствии активно применялись Сасанидами в их пограничных войнах с Римом (описание см., например, у Аммиана Марцеллина – XXV. 1. 12). Но у персов тогда уже были и слоны – впервые они упоминаются в римских источниках в связи с восточным походом Александра Севера в начале 230-х гг., когда их было якобы целых 700, из которых римляне убили 200, а 30 захватили (Hist. Aug. Sev. Alex. LVI. 3; Г. Скаллард не без иронии предлагает разделить эти цифры сразу на десять (Scullard 1974, 201). При этом, перенося из сасанидской эпохи в ахеменидскую одну характерную часть армии (катафрактов), Гелиодор не трогает другую (слонов), и более того – передает ее эфиопам, которые в ахеменидский период своей элефантерии не имели. Впрочем, можно сказать, что тогда ее не было у самих персов – боевые слоны у Ахеменидов появляются буквально в самом финале их истории, в сражении с Александром Македонским при Гавгамелах (331 г. до н.э.), причем непосредственно в нем не участвуют (Arr. Anab. Alex. III. 8. 6; 11. 6).
В начале сражения у Гелиодора персидские катафракты стоят в середине боевого порядка напротив эфиопских слонов и охраняющей их пехоты. Как быстро выясняется, сатрап совершил критическую ошибку – персы видят слонов впервые, и из-за этого, а также из-за отваги и ловкости эфиопских пехотинцев (об оружии и выучке которых так пренебрежительно отзывался Страбон) атака катафрактов проваливается, знаменуя переломный момент боя: «Кони при виде слонов – непривычного зрелища, вдруг перед ними открывшегося и способного внушить ужас размером и необычностью, – или обратились вспять, или, сбившись в смятении, сразу расстроили порядок фаланги» (IX. 18. Пер. А. И. Доватура).
Как Гелиодор описывает самих слонов? Каждый из них покрыт железной броней, несет на себе башню и десять воинов с луками (шесть в башне и по двое с боков; надо полагать, одиннадцатым следует считать погонщика). Численность слонов в мероитской армии не оговаривается, но судя по настоящей туче стрел, выпущенных лучниками в неприятеля, она значительна. Сами слоны находятся под охраной пеших воинов, в бою пугают вражеских лошадей и опрокидывают их, давят упавших и бегущих, в то время как экипажи ведут обстрел, – иными словами, элефантерия действует в русле традиционной античной тактики. Явным преувеличением можно счесть разве что численность экипажей, так как она вдвое превышает максимальное значение – погонщик и четыре воина (Liv. XXXVII. 40. 4 – селевкидская элефантерия в битве при Магнесии в 190 г. до н.э.). Обычно же, судя по сохранившимся данным, воинов на слоне было двое или трое; согласно Страбону, у индийцев их было именно трое, причем лучники (XV. 1. 52). Греческие авторы отмечали длинные, в четыре локтя, эфиопские луки (Herod. VII. 69; Strab. XVII. 2. 3), причем они якобы были такими мощными, что даже персы – искусные стрелки – не могли их натянуть (Herod. III. 21; 30).
Вместе с тем только луки и указывают в этом описании на кушитов, но поскольку их длину Гелиодор не уточняет, ничего «типично эфиопского» здесь нет – так воевали на слонах и индийцы, и сами персы. Все прочие характерные детали также носят нейтральный характер и могут относиться как к эфиопской, так и сасанидской элефантерии. «Железные башни» с лучниками упоминал император Юлиан Отступник (Orat. 63b). Вопрос же о наличии на слонах брони (железной у Гелиодора) остается дискуссионным из-за спорного места у Аммиана Марцеллина – elephantorum fulgentium (XXV. 1. 14), буквально «блистающие, сияющие» (в русском переводе Ю. А. Кулаковского и А. И. Сонни – «лоснящиеся»), что позволяет интерпретировать его текст иносказательно и предположить наличие металлических доспехов. Но даже в этом случае непонятно, были ли сасанидские слоны защищены доспехами полностью или только в наиболее уязвимых местах [Charles, 2007, p. 322, 332]. Так или иначе, доспехи на слонах эллинистического времени обычно реконструируются по фрагменту бронзовой статуэтки, ранее находившейся в коллекции Ж. Гро (рис. 3); на этой статуэтке броня чешуйчатая и вполне может быть и железной.
Рис. 3. Статуэтка из коллекции Ж. Гро [Sekunda, 1994, fig. 53]
Это делает возможным вывод, что современные Гелиодору персы у него сражаются фактически сами с собой: «сасанидские» слоны разбивают «сасанидских» катафрактов и приносят победу эфиопам. Но даже если признать этих слонов всё же «мероитскими», неясно, какой именно этап в истории их элефантерии у него изображен, – начало, когда она только появилась, середину (время конфликта с римлянами при Августе, исходя из сходства местности [Krebs, 1968, p. 444]) или почти финал, т.е. III–IV вв., когда Мероитское государство само начало клониться к упадку. Поэтому допущение Д. Кистлера о том, что Гелиодор, возможно, описал последних кушитских слонов [Kistler 2006, p. 171] стоит признать недостаточно обоснованным. Хотя с сокращением, а затем и полным прекращением ловли эфиопских слонов Птолемеями (по-видимому, со второй половины II в. до н.э.), можно предположить, что ввиду отсутствия непосредственной угрозы в лице северного соседа у правителей Мероэ просто отпала необходимость держать полноценный корпус. Постепенно его роль могла свестись к чисто декоративной.
Таким образом, кушитская элефантерия не отличилась ни эпическими мероприятиями, связанными со своим формированием (подобно птолемеевской или карфагенской), ни громкими победами (как эпирская или селевкидская). Приписываемый кушитам Аррианом приоритет в ее создании убедительного подтверждения не находит. Благодаря «Эфиопике» Гелиодора, написанной в III или IV вв. н.э, мероитская традиция могла бы войти в историю просто как одна из самых долгих в античности (когда как птолемеевская предположительно насчитывает чуть больше века – с начала III до середины II вв. до н.э.). Однако особенности самого источника не дают возможности определить, описывает ли Гелиодор именно мероитских (а не сасанидских) слонов и именно в современный ему период. Тем не менее факт существования в Мероэ элефантерии интересен сам по себе – позволяя судить о том, как далеко распространился интерес к боевым слонам в эпоху эллинизма.