Статья посвящена изучению особенностей внешней политики ОАЭ и Катара на примере их отношений с Индией. Роль и значимость двух малых монархий Персидского залива в современных политических и экономических процессах на Ближнем Востоке стремительно возрастает. Абу-Даби и Доха реализуют амбициозные внешнеполитические стратегии, комбинируя инструменты «мягкой» и «жесткой» силы, и укрепляют свой международный статус в качестве влиятельных игроков в различных сферах. Неотъемлемым компонентом эмиратской и катарской внешней политики является развитие связей с крупными региональными и мировыми центрами силы, что делает Индию с учетом ее политического и экономического веса, а также стратегического положения желанным партнером для ОАЭ и Катара. Эмиратско-индийское и катарско-индийское взаимодействие имеет долгую историю, однако с середины 2010-х гг. оно заметно активизируется и начинает приобретать новое наполнение. В статье анализируются основные задачи внешнеполитических стратегий ОАЭ и Катара и инструменты их реализации. Так, если Абу-Даби проводит курс на выстраивание многогранного коллективного взаимодействия, реализацию разноформатных инициатив сотрудничества и формирование сетей взаимосвязанности, то Доха предпочитает развивать «точечное» двустороннее взаимодействие с отдельными наиболее влиятельными, «статусными» региональными и мировыми игроками, руководствуясь логикой балансирования и хеджирования. Различия во внешнеполитических подходах ОАЭ и Катара наглядно демонстрирует содержание их отношений с Индией. Расширение эмиратско-индийского сотрудничества не только «обрастает» новыми механизмами, форматами и соглашениями в наиболее приоритетных для Абу-Даби и Нью-Дели сферах, оно демонстрирует последовательную интенсификацию фактического двустороннего взаимодействия в соответствии с весом и внешнеполитическими стратегиями двух стран. В то же время сотрудничество Катара с Индией, также демонстрируя восходящую, во многом остается ограниченным, что, впрочем, не снижает его значимости в реализации внешнеполитических интересах Дохи.

Скачать JATS

Малые монархии Залива ОАЭ и Катар все более активно выходят за географические рамки своего субрегиона и ближневосточной повестки. Параллельно они не только расширяют сеть внешнеполитических контактов и экономические связи с влиятельными региональными и глобальными игроками, но и диверсифицируют их содержание, укрепляя свой международный статус в качестве авторитетных и полезных партнеров. Сохраняя заметную роль на мировых энергетических рынках, ОАЭ и Катар стремятся продвигать свой имидж как продвинутых государств, образовательных, научных, инновационных и культурных хабов, эффективных международных посредников, крупных инвесторов и доноров гуманитарной помощи, важных участников военно-политических процессов и информационного пространства.
ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЕ СТРАТЕГИИ ОАЭ И КАТАРА: ИСТОРИЯ И ЭВОЛЮЦИЯ
С конца 2000-х гг. Абу-Даби и Доха реализуют амбициозные программы национального политического и социально-экономического развития [Мелкумян, 2020], нацеленные на обеспечение «всеобщего процветания», развитие человеческого потенциала, построение экономики, основанной на знаниях, и укрепление международных позиций малых монархий Залива. Ключевыми внешнеполитическими принципами ОАЭ и Катара к началу 2020-х гг. становятся прагматизм, диверсификация и возрастающая самостоятельность в обеспечении и отстаивании национальных интересов. При сохранении значительной зависимости, особенно в сфере безопасности, от западных партнеров – в первую очередь США, обе малые монархии предпочитают выстраивать свои глобальные стратегии в логике полицентричного, «бесполярного» [Haqqani, Janardhan, 2023] мира.
Вместе с тем, несмотря на ряд общих черт в эмиратской и катарской внешней политике, их отличает ряд особенностей, обусловленных историческими, политическими, экономическими и культурными факторами.
Так, Катар раньше других малых монархий Залива начал заявлять о собственной самостоятельности и независимости, особенно с середины 1990-х гг. «Великим архитектором» глобальной катарской стратегии, выведшей «карликовый» эмират из неизвестности на мировой уровень, стал шейх Хамад бин Халифа Аль Тани, официально возглавивший Катар в 1995 г., но в значительной степени формирующий внешнюю политику страны еще с 1980-х гг. На смену стратегии опоры на сильного в военно-политическом плане союзника как способа обеспечения своей безопасности, шейх Хамад выдвинул новый, суть которого заключается в хеджировании рисков потери собственной независимости путем выстраивания сотрудничества с конкурирующими силами [Roberts, 2016] и балансирования между наиболее влиятельными региональными и глобальными игроками. При этом Доха активно использует различные инструменты «мягкой силы»: канал «Аль-Джазира» – одно из наиболее влиятельных глобальных СМИ, ресурсы суверенного фонда – одного из крупнейших в мире, проведение масштабных спортивных мероприятий мирового уровня (в 2022 г. Катар стал первой арабской и мусульманской страной, принявшей на своей территории Чемпионат мира по футболу), международное посредничество, а также статус одного из главных экспортеров СПГ, осуществляющего поставки во все части света.
После непродолжительного отхода от принципа «беспристрастности» в пользу активного военно-политического вмешательства в поддержку одной из сторон конфликтов в разгар «арабской весны» в начале 2010-х гг. и агрессивной внешней политики [Kabalan, 2019], во многом доказавшей свою непродуктивность; после передачи шейхом Хамадом власти своему сыну Тамиму бин Хамаду Аль Тани, не отличающемуся «дерзостью» и стратегическим видением отца; после обострения отношений с соседями по Заливу, приведшему к блокаде эмирата, в конце 2010-х – начале 2020-х гг. Доха возвращается к своим традиционным внешнеполитическим принципам балансирования, хеджирования и проецирования «мягкой силы» как в регионе, так и на международном уровне.
В свою очередь, ОАЭ долгое время во внешней политике в значительной степени следовали в фарватере своего крупного соседа и главного регионального союзника – Саудовской Аравии. Между тем параллельно с этим Абу-Даби укреплял свои международные позиции в качестве значимого хаба мировой торговли, став к началу 1990-х гг. одним из крупнейших торговых и логистических центров. Эмиратские суверенные фонды также стремительно вошли в число наиболее влиятельных в мире, сыграв принципиальную роль на мировых финансовых рынках в ходе глобального кризиса 2008–2009 гг. [Sherwood, 2017]. Однако своему становлению в качестве активного игрока региональных военно-политических процессов с глобальной повесткой малая монархия Залива обязана Мухаммеду бин Зайеду Аль Нахайяну, сыну основателя и первого президента эмиратского государства, который после смерти отца в 2004 г. в качестве наследного принца фактически (официально – после смерти брата, президента ОАЭ до мая 2022 г.) выполнял функции главы государства и архитектора амбициозной внешней политики [Roberts, 2017].
С начала 2010-х гг. наблюдалась значительная внешнеполитическая активизация ОАЭ как влиятельного и самостоятельного игрока, готового решительно отстаивать свои политические и экономические интересы, порой даже вступая в противоречия с традиционными партнерами. Принципиально новым компонентом внешней политики Абу-Даби становится военно-политический [Telci, Horoz, 2018], включающий проецирование своей «жесткой силы» посредством полноценного участия эмиратских вооруженных сил в конфликтах региона и создание военных баз. Умелое сочетание инструментов «мягкой» и «жесткой» силы во внешней политике позволило ОАЭ не только повторить, но и в определенной степени превзойти успех Катара.
На протяжении 2010-х гг. одной из важных задач эмиратской внешней политики, помимо амбициозных целей экономического развития, было противостояние распространению исламистского влияния и сдерживание Турции как главного регионального конкурента, что реализовывалось за счет наращивания военно-политического влияния и сотрудничества со странами условного «анти-исламистского блока», а также активного использования силового компонента. К концу 2010-х – началу 2020-х гг. на фоне общерегиональных тенденций деэскалации и заметного ослабления сил политического ислама внешнеполитическая стратегия ОАЭ претерпевает некоторые изменения: не отказываясь от использования инструментов «жесткой силы», ОАЭ переносят акцент на экономическое процветание посредством различных региональных и трансрегиональных проектов «взаимосвязанности» с опорой на сотрудничество в сфере гуманитарной безопасности и инновационное развитие.
Важным инструментом реализации эмиратской внешнеполитической стратегии сегодня становится расширение сети «малосторонних» (minilateral), узконаправленных форматов сотрудничества по ограниченному кругу вопросов с ограниченным кругом участников, разделяющих общие интересы [Janardhan, Afterman, 2022]. Помимо этого, ОАЭ намерены активно расширять масштабы своей вовлеченности в мировую торговлю посредством подписания двусторонних соглашений о всеобъемлющем экономическом партнерстве (Comprehensive Economic Partnership Agreement – CEPA) со странами Ближнего Востока, Азии, Латинской Америки, Европы. Значительное внимание эмиратское руководство также традиционно уделяет сфере транспортной инфраструктуры и логистики, наращивая свое региональное и международное влияние в линиях авиа- и морского сообщения в качестве одного из крупнейших хабов, а также расширяя сеть своих портов в разных частях света.
ИНДИЯ ВО ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИХ СТРАТЕГИЯХ ОАЭ И КАТАРА
Активизация и углубление сотрудничества двух малых монархий Залива с Индией с середины 2010-х гг. соответствует целям глобальных стратегий развития ОАЭ и Катара, в первую очередь с точки зрения диверсификации внешнеполитических и экономических связей, в особенности с крупнейшими мировыми и региональными центрами и блоками, самопозиционирования в качестве влиятельных и независимых акторов международных процессов, а также продвижения собственных научно-образовательных и культурных повесток.
Для Абу-Даби наращивание взаимодействия с Индией также представляет значимость с точки зрения выстраивания трансрегиональных цепочек «взаимосвязанности» и различных форматов сотрудничества в наиболее приоритетных для эмиратского руководства областях, в частности поиск инновационных и высокотехнологичных решений региональных проблем продовольственной безопасности, «чистой» энергетики, логистики. Для Дохи, традиционно отдающей предпочтение двусторонним связям с наиболее влиятельными региональными и мировыми центрами силы, сотрудничество с Нью-Дели развивается в русле стратегии балансирования и хеджирования, эффективность которой была наглядно продемонстрирована в ходе «катарского кризиса» 2017–2021 гг., когда Индия сыграла заметную роль в экономической стабилизации эмирата в условиях блокады.
Вместе с тем, значительным стимулом к активизации сотрудничества послужила новая стратегия внешней политики Look West индийского правительства во главе с Нарендрой Моди, занявшего пост премьер-министра в 2014 г. Одним из основных ее компонентов является развитие взаимодействия с монархиями Залива. Кроме того, Нью-Дели разделяет с Абу-Даби и Дохой общие внешнеполитические принципы – гибкость и прагматизм в целях реализации национальных интересов, видение оптимального глобального порядка как полицентричного, наращивание собственного международного влияния в качестве важного и самостоятельного игрока региональных и мировых процессов [Леонова, 2017], а также (что особенно сближает индийские подходы с эмиратскими) выстраивание системы трансрегиональной взаимосвязанности в интересах наращивания экономической выгоды [Bhamidipati, 2022].
Немаловажным фактором, способствующим развитию сотрудничества ОАЭ и Катара с Индией, являются исторические торговые, межчеловеческие и культурные связи, обусловленные разрастающимися индийскими диаспорами в монархиях Залива. В 2021 г. они являлись крупнейшими мигрантскими сообществами в этих двух странах, насчитывая 3,5 млн человек в ОАЭ (более 30% населения) и более 700 тыс. человек в Катаре (более 20% населения) [Indian Community in UAE; India–Qatar Bilateral Relations]. И несмотря на то, что значительную долю из них по-прежнему составляют низкоквалифицированные рабочие, растет число специалистов в различных областях, занятых в медицине, образовании, бизнесе, банковском секторе, СМИ и др. Немаловажно отметить, что ОАЭ являются вторым по значимости – после США – источником денежных переводов трудовых мигрантов в Индию: их доля на 2020–2021 г. составила 18% [UPI in the Gulf].
Представители индийских диаспор активно вовлечены в реализацию глобальных стратегий экономического развития ОАЭ и Катара в соответствующих сферах, что стимулируют расширяющиеся с середины 2010-х гг. двусторонние программы сотрудничества в сфере совместной подготовки, обмена опытом и кадрами, содействия трудоустройству. На официальном уровне все больше внимания уделяется проблеме защиты прав индийских низкоквалифицированных рабочих в ОАЭ и Катаре. Впрочем, многочисленные случаи их нарушений, на которые неоднократно указывали международные правозащитные организации, в особенности в преддверии подготовки к проведению Чемпионата мира по футболу 2022 г. на катарской территории с учетом значительной вовлеченности представителей индийской диаспоры в строительстве спортивных объектов, никогда не оказывали принципиального влияния на развитие отношений монархий Залива с Индией.
Фактор индийской диаспоры и развитие трудовых, межчеловеческих и культурных связей с Индией также используется эмиратским и катарским руководством в укреплении своего международного имиджа в качестве центров мультикультурализма и религиозной толерантности. Так, помимо мечетей и церквей на территории двух малых монархий действуют индуистские храмы, а в Дубае также имеется буддистский храм. Регулярно проводятся различные мероприятия, посвященные индийской культуре.
Отношения ОАЭ и Катара с Индией долгое время развивались в рамках схожих двусторонних повесток, ограничиваясь преимущественно вопросами поставок энергоресурсов и трудовой миграции. С середины 2010-х гг. эмиратско-индийское и катарско-индийское сотрудничество не только приобрело новый импульс, но и стало наполняться новым содержанием – в соответствии со внешнеполитическими целями и устремлениями Абу-Даби и Дохи, с одной стороны, и Нью-Дели – с другой.
ОАЭ – ИНДИЯ: ОТ ТОРГОВЛИ И БЕЗОПАСНОСТИ К ИННОВАЦИЯМ И ВЗАИМОСВЯЗАННОСТИ
Экономическая сфера остается одной из важнейших основ эмиратско-индийского сотрудничества. Так, ОАЭ для Индии в 2021–2022 гг. стали третьим по значимости торговым партнером после Китая и США с объемом товарооборота в 73 млрд долл. [UAE expects trade…, 2022] (43 млрд в 2020–2021 гг., 60 млрд в 2019–2020 гг.), тогда как Индия в списке внешнеторговых партнеров ОАЭ занимает второе место. При этом отмечается последовательное снижение доли нефтяного экспорта, которая в 2022 г. составила 62%. Вместе с тем ОАЭ остаются третьим по значимости поставщиком нефти в Индию.
В мае 2022 г. вступило в силу CEPA, которое нацелено на дальнейшее увеличение двусторонней торговли до более 100 млрд долл. в ближайшие пять лет при продолжающемся снижении доли нефтяных поставок, интенсификацию бизнес-связей и стимулирование двусторонних потоков инвестиций. Эмиратско-индийское соглашение охватывает различные сферы, в том числе телекоммуникации, развитие и строительство, образование, окружающая среда, финансовый сектор, здравоохранение, туризм и сферу гостеприимства, а также морские и воздушные транспортные услуги.
На конец 2022 г. ОАЭ являлись восьмым крупнейшим инвестором в Индии с общим объемом вложений более 20 млрд долл. В феврале 2023 г. в годовщину подписания CEPA был создан филиал эмиратско-индийского делового совета в Абу-Даби (в дополнение к действующему с 2015 г. филиалу в Нью-Дели), что должно способствовать реализации цели привлечения 75 млрд долл. инвестиций из ОАЭ в Индию [India–UAE Business Council…, 2023]. Большой интерес Индия для ОАЭ представляет с точки зрения развития проектов инфраструктуры, морских перевозок, энергетики и сферы услуг, на реализацию которых направлена основная доля инвестиционного потока. В свою очередь эмиратские компании заинтересованы в привлечении индийских инвестиций, в особенности в таких сферах, как агротехнологии, туризм, здравоохранение, фармацевтика и финансовые услуги.
Вместе с тем с середины 2010-х гг. заметно расширяется и интенсифицируется эмиратско-индийское взаимодействие в политической и военной сферах. Это демонстрирует, в частности, динамика двусторонних встреч на высоком и высшем уровне, включая четыре визита индийского премьер-министра Н. Моди в ОАЭ и два – Мухаммеда бин Зайида в Индию с 2015 по 2022 гг., а также участие главы индийского МИД в качестве почетного гостя на очередной встрече министров иностранных дел Организации исламского сотрудничества (ОИС) в 2019 г. в Абу-Даби, что вызвало возмущение Пакистана. В 2017 г. страны объявили о расширении двустороннего сотрудничества до уровня «всеобъемлющего стратегического партнерства» и запуске «стратегического диалога» на министерском уровне.
Абу-Даби и Нью-Дели объединяет общность подходов по многим направлениям региональной и глобальной политики, в особенности по проблемам противостояния терроризму и экстремизму, а также сдерживания влияния Турции на фоне укрепляющегося турецко-пакистанского сближения с его исламистской повесткой. При этом отдельную значимость для Индии представляют отношения ОАЭ с Пакистаном и способность эмиратского руководства выступать в качестве посредника в ситуациях обострения индийско-пакистанской напряженности. Так, в 2021 г. Абу-Даби содействовал достижению соглашения между Нью-Дели и Исламабадом о приверженности всем договоренностям о прекращении огня на линии контроля в Кашмире – впервые с 2003 г. [Soliman, 2021].
Взаимодействие между ОАЭ и Индией в сфере безопасности реализуется в рамках Совместного комитета по оборонному сотрудничеству, ежегодного Диалога по обороне и переговоров между военно-морскими штабами двух стран. Соглашение о сотрудничестве в этой сфере было подписано в 2003 г., и до середины 2010-х гг. его реализация ограничивалась вопросами обеспечения безопасности на море и в прибрежных зонах, борьбы с пиратством в западной части Индийского океана, а также отмыванием денег и организованной преступностью. Между тем в последние годы эмиратско-индийское оборонное сотрудничество заметно активизировалось и начало приобретать новое содержание.
Так, были запущены программы обмена военным опытом и совместной подготовки, интенсифицировались контакты и взаимные визиты представителей оборонных ведомств. Более того, эмиратские и индийские военно-воздушные и военно-морские силы с 2018 г. реализуют совместные учения – как на двусторонней (например, Gulf Star 1, Zayed Talwar, Desert Eagle), так и многосторонней основе (например, Desert Flag – при участии авиации США, Франции, Саудовской Аравии, Южной Кореи и Бахрейна). При этом Абу-Даби и Нью-Дели демонстрируют стремление расширить масштабы и сложность совместных военных учений, углублять партнерство в сфере безопасности и взаимодействие разведслужб, а также выражают интерес к сотрудничеству в области оборонной промышленности [Siddiqui, 2022]. В частности, ОАЭ были одной из первой арабских стран, заявивших о намерении приобрести индийские ракеты «БраМос», и проявляют интерес к покупке ЗРК «Акаш». В феврале 2023 г. индийская ICOMM и эмиратская CARACAL подписали первое соглашение о передаче технологий в оборонной сфере, в соответствии с которым первая будет производить на территории Индии стрелковое оружие компании из Абу-Даби для внутреннего рынка.
Помимо этого, ОАЭ и Индия сотрудничают в рамках различных гибких форматов «малостороннего» взаимодействия в военно-политической и экономической областях. Развитию многоаспектного эмиратско-индийского взаимодействия в сфере безопасности способствовала нормализация отношений в 2020 г. между ОАЭ и Израилем, одним из важных партнеров Индии в области безопасности, и последующая интенсификация эмиратско-израильских контактов на этом направлении. Так, в октябре 2021 г. в ходе онлайн встречи глав внешнеполитических ведомств ОАЭ, Индии, Израиля и США была заложена основа четырехсторонней группы I2U2 (или, как ее определили некоторые эксперты, «Индо-Авраамического альянса» [Soliman, 2021]). Ввиду участия в этом формате Вашингтона, он воспринимается многими наблюдателями как очередной проект Белого дома по сдерживанию Китая [Alhasan, Solanki, 2022]. Между тем остальные участники – в первую очередь ОАЭ и Израиль, не разделяющие подобные американские устремления, – рассматривают его как дополнительный инструмент развития трансрегионального сотрудничества с влиятельными, в первую очередь с экономической точки зрения, центрами силы.
Группа I2U2 имеет целью углубление взаимодействия между участниками, стимулирование инвестиционных потоков, формулирование новых инициатив и реализация совместных проектов в сфере энергетики (в особенности «зеленой»), транспорта, здравоохранения, продовольственной и водной безопасности в опоре на высокие технологии и с особым акцентом на вовлечение частного сектора. В рамках четырехсторонних форумов были, в частности, озвучены инициативы создания сети интегрированных продовольственных парков и реализации гибридного проекта солнечной и ветряной энергетики на территории Индии. Помимо этого, было инициировано создание продовольственного коридора Индия–ОАЭ–Израиль [Tanchum, 2022], призванного стабилизировать ситуацию в сфере продовольствия в Южной Азии и на Ближнем Востоке. Ожидается, что реализация подписанных в 2022 г. эмиратско-индийского и эмиратско-израильского соглашений CEPA значительно стимулирует дальнейшее сотрудничество трех стран в реализации совместных инвестиционных, логистических и инновационных проектов.
Другим примером «малостороннего» формата сотрудничества ОАЭ и Индии является значительно активизировавшееся их трехстороннее взаимодействие с Францией – еще одним традиционным партнером в сфере безопасности для обоих государств. В сентябре 2022 г. на полях сессии ГА ООН состоялась встреча министров иностранных дел трех стран, которые договорились о формировании некоего совместного формата взаимодействия. В начале февраля 2023 г. ОАЭ, Индия и Франция объявили о запуске амбициозной дорожной карты сотрудничества в сферах обороны, энергетики (с особым акцентом на солнечную и атомную энергетику) и технологий, при этом отдельное внимание предполагается уделять проблемам борьбы с изменением климата, защиты окружающей среды, продовольственной безопасности и построению экономики замкнутого цикла [Trilateral framework, 2023]. Три государства также договорились об укреплении и расширении сотрудничества в военной сфере. Кроме того, в 2021 г. эмиратский флот впервые принимал участие в регулярных индо-французских военно-морских учениях Varuna в Аравийском море.
Помимо этого, ОАЭ и Индия активно сотрудничают в осуществлении совместных проектов на Африканском континенте [Shilpa, 2022], который представляет огромный, в первую очередь экономический и логистический интерес для обоих государств.
Таким образом, с середины 2010-х гг. эмиратско-индийское сотрудничество заметно расширилось и приобрело новую природу: от поставок нефти и торговли, в значительной степени стимулируемой проживающей в ОАЭ многочисленной индийской диаспорой, наращиваемые в начале 2020-х гг. взаимосвязи между двумя странами в заметной степени служат инструментами реализации глобальных и региональных внешнеполитических интересов Абу-Даби и Нью-Дели с учетом их возрастающей значимости как экономических, логистических и инновационных хабов.
КАТАР – ИНДИЯ: БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТОРГОВЛЯ?
Основу катарско-индийских отношений традиционно формируют поставки газа. Для Индии Катар является крупнейшим поставщиком СПГ с начала 1990-х гг. в рамках долгосрочных соглашений (последнее продлено до 2028 г.), обеспечивая в разные периоды времени до 80% индийского газового импорта [Kumar, 2016] (42% в 2021 г. [Aizarani, 2022]) объемом 7,5, а с 2015 г. 8,5 млн тонн в год. В свою очередь, для Катара Индия является вторым крупнейшим экспортным направлением по поставкам СПГ, на долю которого, впрочем, приходится около 14% катарского мирового газового экспорта [Carpenter, Elliott, Wang, 2022]. Как и в случае с ОАЭ, доля поставок энергоносителей, оставаясь значимой, сокращается в общем объеме товарооборота по мере диверсификации торговых связей.
Так, Индия является третьим по значимости (на 2021 г.) торговым партнером для Катара, а также привлекательным направлением для инвестирования. Вместе с тем, динамика двусторонней торговли неоднозначна, а ее объемы в абсолютных показателях остаются сравнительно незначительными. В 2021–2022 гг. товарооборот достиг уровня 15 млрд долл., продемонстрировав значительный рост в сравнении с 10 млрд долл. в 2015–2016 гг., однако не смог повторить успех 2013–2014 гг., когда объем двусторонней торговли составил 17 млрд долл. [India’s trade…, 2022]. Несмотря на рост индийского экспорта, сохраняется заметный дисбаланс торгового сальдо в пользу Катара. При этом Индия остается одним из основных поставщиков продовольствия, в особенности овощей, зерна и мяса, что ставит Катар в определенную зависимость от индийского импорта [Kaitibie, Irungu, Ng’ombe, Missiame, 2022].
Инвестиционные потоки демонстрируют последние несколько лет заметный рост: только в период 2020–2022 гг. катарские инвестиции в Индии увеличились в пять раз [Qatar’s investments…, 2022]. Катарское инвестиционное управление выразило намерение вложить более 2 млрд долл. [India shares…, 2022] в реализацию различных проектов, в первую очередь в области инфраструктуры, в том числе развитии дорог, аэро- и морских портов, отелей, а также в сфере газа и удобрений. Большой интерес для Катара представляет также продовольственный сектор и средства массовой информации. Расширению экономического сотрудничества способствуют различные двусторонние механизмы, как Катарско-индийский деловой совет, совместные рабочие группы по инвестициям и торговле, а также запущенная в июне 2022 г. инициатива Start Up Bridge, нацеленная на выстраивание взаимодействия стартап-проектов двух стран.
Доха и Нью-Дели выражают также намерение расширять сотрудничество на море, включая взаимодействие между индийскими и катарскими портами в целях обмена опытом по вопросам их функционирования, логистики, управления системой снабжения и цифровизации портовых операций [India strengthening…, 2023]. В 2017 г. после начала блокады Катара Индия, официально придерживаясь нейтралитета в конфликте между монархиями Залива, открыла прямые линии снабжения, связавшие индийские порты Нава-Шева и Мундра с катарским портом Хамада и обеспечившие поставки продовольствия в условиях кризиса. Это способствовало не только увеличению (хотя и непродолжительному) роста двусторонней торговли, но и укреплению важной роли Индии в катарской стратегии продовольственной безопасности. Так, катарско-индийское сотрудничество на данном направлении осуществляется в рамках совместных инвестиционных проектов, нацеленных на увеличение обеспеченности Катара сельскохозяйственной продукцией, в том числе за счет наращивания собственного производства [Cafiero, Miao, 2017].
Параллельно с этим, Катар и Индия начали углублять диалог в политической сфере и сфере безопасности, особенно с середины 2010-х гг., ознаменовавшейся визитами шейха Тамима в Индию в марте 2015 г. и премьер-министра Моди в Катар в 2016 г. Участились двусторонние контакты на высоком уровне. В 2018 г. стороны договорились о создании совместной комиссии на уровне внешнеполитических ведомств, целью которой должно было стать формулирование направлений расширения катарско-индийского сотрудничества. Впрочем, несмотря на регулярное взаимодействие министерств иностранных дел двух стран, ни одной встречи в ее рамках так и не состоялось.
В последние годы также начали интенсифицироваться связи Катара и Индии в оборонной сфере. Хотя соглашение о сотрудничестве в этом направлении было подписано еще в 2008 г., долгое время его реализация оставалась достаточно формальной, ограничиваясь встречами в рамках совместного комитета по обороне. В 2019 г. состоялись первые ежегодные военно-морские катарско-индийские учения Zair-Al-Bahr с акцентом на проблемы борьбы с международным терроризмом, пиратством и безопасности морских судоходных путей. В марте 2022 г. Катар также присоединился к индийским международным военно-морским учениям IONS при участии флотов некоторых прибрежных государств Индийского океана. Катарцы также, хотя и в ограниченном количестве, обучаются в некоторых индийских военных институтах, а корабли береговой охраны Катара и Индии регулярно обмениваются визитами, включая проведение совместных учений по поисково-спасательным операциям.
Между тем, несмотря на заметное расширение и диверсификацию направлений взаимодействия с середины 2010-х гг., катарско-индийское сотрудничество достаточно ограничено возможностями и логикой внешней политики Дохи. Реальное его наполнение по-прежнему составляют поставки катарского СПГ в Индию и значимая индийская роль в обеспечении продовольственной безопасности Катара. Вместе с тем активный политический диалог, подогреваемый поиском новых сфер для развития сотрудничества, с таким значимым государством, как Индия, представляется важным компонентом глобальной стратегии Дохи по реализации своих национальных политических, оборонных и экономических интересов и обеспечению имиджевых преимуществ.
ВЫВОДЫ
ОАЭ и Катар, две малые монархии Залива, успешно преодолевшие ограничения своих географических масштабов, эффективно отстаивают свою политическую и экономическую значимость не только в региональных, но и международных процессах. Разностороннее расширение отношений с таким весомым игроком, как Индия, является естественной потребностью и инструментом реализации их глобальных стратегий развития. Несмотря на разную интенсивность и фактическое наполнение соглашений о сотрудничестве и механизмов их реализации, очевидна тенденция на диверсификацию двусторонних связей на фоне снижения в них доли энергетических поставок, а также взаимная заинтересованность в расширении контактов и демонстрации их успехов. Все эти факторы позволяют утверждать, что активизация сотрудничества ОАЭ–Индии и Катара–Индии, начатая в середине 2010-х гг. не являлась тактической, была обусловлена взаимными потребностями и продолжит поступательную динамику.