В источниках, основанных на иранских сказаниях, восходящих к сасанидским временам, царь Ездигерд I (400–420) предстаёт как тиран, который жестоко преследовал знать. Этот образ, отражающий представления аристократии о Ездигерде, в некоторой части создан искусственно, а сообщения о жестокости царя содержат известную долю преувеличений. Ездигерд вступил на престол в результате ожесточённой борьбы за власть, с помощью части аристократии. Впоследствии между Ездигердом и знатью началась борьба за фактическую власть. Постепенно набрав силу, Ездигерд подчинил аристократию и заставил её служить ему, но не пытался уничтожить её. В свою очередь аристократия, в частности, влиятельные роды Суренов и Михранов, относилась к Ездигерду враждебно, что отразилось в рассказах с осуждением царя, сохранившихся в источниках, но не выступала против него открыто. Ездигерд не пал жертвой заговора, как его предшественники. В своём правлении Ездигерд опирался на верных ему людей из разных групп знати. В частности, он нашёл опору в лице Лахмидов, подчинённых Сасанидам арабских правителей Хиры. Это проявилось в том, что Лахмидам было доверено воспитание сына Ездигерда – Варахрана, будущего царя Варахрана V Гора (421–440). В источниках есть немало рассказов об этом, причём в части их охранителем и воспитателем сасанидского царевича назван не ан-Нуман I (402–431), который в то время правил в Хире, а его сын ал-Мунзир. Однако сравнительное изучение источников с учётом исторического контекста свидетельствует в пользу другой реконструкции событий: в 402 г. Ездигерд назначил ан-Нумана правителем Хиры и тогда же поручил ему воспитание Варахрана. Этим объясняются указания в источниках на то, что Ездигерд, вверив Варахрана ал-Мунзиру (фактически – ан-Нуману), назначил последнего «царём арабов», т.е. правителем Хиры.

Скачать PDF Скачать JATS

В источниках, в которых приводятся переложения иранских сказаний доисламского времени, сасанидский царь Ездигерд I (400–420)¹ предстаёт в негативном свете. Этот образ наиболее полно представлен в истории ат-Табари (839–922/23):

«Согласно тому, что рассказывали, он был жесток и суров и имел много пороков. Из наиболее сильных из них, как говорили, было то, что он применял свои ум и хорошую образованность, а также различные знания и владение ими не к месту, много помышлял о вредоносных делах и употреблял всё это на козни, хитрости, уловки и обман. Он был искушён в различных видах причинения зла, причём ему самому это в нём очень нравилось, пренебрегал и ни во что не ставил знания и образованность других, мало считался с [этими их достоинствами] и полагал, что в [знаниях и образованности] превосходит остальных. К тому же он был суров, злого нрава и дурного поведения. Суровость его была сильна до того, что малая провинность была для него большой, а незначительный проступок – огромным. Далее, никто – даже если пользовался его расположением – не мог оказать покровительство тому, кого затрагивало [названное]. Он всё время обвинял людей, никому ни в чём не доверял, не вознаграждал за заслуги. Ставя отвратительное рядом с хорошим, он считал это правильным. Если же кто-нибудь отваживался в каком-либо деле замолвить слово за другого, он говорил ему: “Сколько тебе заплатили, чтобы ты поговорил со мной об этом деле, сколько ты получил?” И о таких и им подобных делах с ним говорили только послы, прибывавшие к нему от правителей [различных] народов. Собственные же подданные спасались от его нападок, бед, [которые могли случиться из-за] него, и дурных обычаев, собранных им в себе, держась тех, кто имел праведные обычаи до его царствования, и будучи обходительны в поведении. Из-за его дурного поведения и из страха перед его нападками они были заодно и помогали друг другу. Ему же было свойственно строго наказывать совершивших по отношению к нему проступок или прегрешение – штрафом, собрать который нельзя было и за триста [лет]. Поэтому он не прибегал к ударам кнутом, выжидая, когда [можно будет] покарать [провинившегося] тем, страшнее чего не было. Если же он узнавал, что кто-то из его близкого окружения хорошо относится к человеку того же рода занятий или разряда, то изгонял его со службы. В начале своего правления он сделал своим визирем Нарси (Михр-Нарсе. – Д.М.), мудреца своего времени, прекрасно образованного, достойного во всех отношениях и превосходившего современников. Его называли Михр-Нарси и Михр-Нарсах; он был прозван хазарбандах ([Имеющий] тысячу слуг. – Д.М.). Поскольку он (Ездигерд. – Д.М.) был таков, подданные надеялись, что он будет приведён к тому, что оставит свой нрав, и Нарси благотворно повлияет на него. Но, когда его царская власть упрочилась, его пренебрежение к знати и вельможам (ал-ашраф ва ал-узама) усилилось, он набросился на слабых (дуафа), стал проливать много крови и править с такой суровостью, какой подданные в то время не испытывали, и знатные люди увидели, что он всё более впадает в произвол, они собрались, жаловались на насилие, которое исходило от него и поражало их, молились своему Господу и просили Его поскорее избавить их от него (Ездигерда. – Д.М.)» [Annales ..., 1881–1882, p. 847–849].
Средневековые рассказчики не жалели красок для создания образа жестокого царя, и радикальность повествований со временем возрастала. Балами (ум. в 974 г.) в персидском переводе труда ат-Табари, истолковывал его сообщение так, что Ездигерд «каждый день проливал всё больше крови» [Тарих …, 1974, с. 921], а один более поздний автор утверждал, что царь «истребил великие роды» [The Farsnama ..., 1921, p. 74].
Интересно сообщение о том, что Ездигерд I отменил существовавший со времён основателя сасанидской династии Ардашира I (225–240) обычай, по которому два дня в году, в праздники ноуруз и михраган, царь принимал просителей, и каждый мог представить жалобу, в том числе и на самого монарха [Ал-Джахиз, 1955, с. 267–273]. Единственное известие, которое можно считать параллельным, обнаруживается в истории мучеников из Кархи з-Бет-Слох и сводится к тому, что Ездигерд II (440–458) отменил обычай, по которому в первые дни каждого месяца любой человек из благородного сословия мог явиться к царю и рассказать ему о произволе и обо всём, что делалось дурно [Acta ..., 1891, p. 519]. Речь может идти о разных фактах, но вероятно, что рассказчик «переписывает» предосудительную отмену похвального обычая с Ездигерда II на Ездигерда I, которому это подходит более.
Известия ат-Табари и других мусульманских авторов – судя по тому, с каких позиций ведётся повествование – восходят к рассказам, ходившим в среде сасанидской знати и отражавшим её позиции. Вероятно, там появились прозвища Ездигерда, которые мы видим в источниках (ср.-перс. и перс. дабр, базекар, ар. асим, муджрим – злодей, ар. хашин – грубый, суровый). Неприязнь знати к Ездигерду выразилась и в том, что после его смерти вельможи убили его сына и вероятного преемника – Шапура [Collection ..., 1869, p. 268; Мовсес Хоренаци, 1990, с. 198] – очевидно, из нежелания служить наследнику ненавистного царя. Видимо, эту позицию знати отражают приводимые у многих мусульманских авторов слова вельмож о том, что они не хотят сажать на престол никого из потомков Ездигерда.
Но если в сообщениях о жестокости Ездигерда I есть преувеличения, нельзя отрицать, что они имеют реальную основу. В христианской литературе есть рассказ о том, что Ездигерд дважды жестоко покарал «магов», т.е. зороастрийских мобедов, которые пытались с помощью уловок скомпрометировать епископа Майферката Маруту, пользовавшегося расположением царя, причём в первый раз казнил каждого десятого из них [Chronicon ..., 1904, p. 102; Anonymi auctoris ..., 1920, p. 174–175; Sokrates, 1995, S. 353–354]. Ниже рассматривается история о том, как Ездигерд наказал провинившегося дворецкого.
Объяснять действия Ездигерда можно по-разному. По некоторым рассказам он страдал болезнью, симптомом которой были головные боли, и умер от неё [Maris ..., 1899, p. 32; Chronicon ..., 1904, p. 102; Histoire ... 1910, p. 327, 332; Anonymi auctoris ..., 1920, p. 174; Sokrates, 1995, S. 353], а согласно легенде, пересказываемой в Шах-намэ, незадолго до смерти имел кровотечение из носа [Шах-намэ …, 1935, с. 2094–2095]. Можно предполагать, что Ездигерд был подвержен гипертонии, которая вызывала вспышки гнева. Но объяснять всё недугом нельзя. Средневековые авторы говорят не об отдельных срывах больного человека, а о политике, которую проводил царь.
При изучении этой политики следует принять во внимание исторический контекст. Для Сасанидской державы IV в. проходил под знаком правления Шапура II (307/08–379/80). Столь долгое царствование указывает на внутреннюю стабильность, но после смерти Шапура положение изменилось. Вразрез с традицией, по которой престол отходил старшему сыну умершего царя, преемником Шапура II стал его брат Ардашир II (379/80–383/84). В некоторых источниках это объясняется тем, что сын и тёзка Шапура II был малолетен, и Ардашир должен был править до достижения им совершеннолетия [The Farsnama ..., 1921, p. 73; Шах-намэ …, 1935, с. 2068]. Но едва ли у Шапура II, которому на момент смерти перевалило за 70, был лишь один малолетний сын, годившийся в наследники. Аммиан Марцеллин (ок. 330 – после 395), повествуя о походе императора Юлиана Отступника (361–363) на Сасанидскую державу (363 г.), упоминает сначала одного, а затем двух сыновей Шапура II; все они тогда командовали войсками [Ammianus Marcellinus, 1948, p. 448–449, 480–481 (Amm. XXIV, 4, 31, XXV, 1, 11)]. Ардашира нельзя считать регентом и потому, что он фигурирует как царь в сасанидских дворцовых анналах, выписки из которых приведены в истории Агафия Миринейского (ок. 532–между 579 и 582) [Agathiae ..., 1967, p. 156]. Но в одном из восточных повествований Ардашир не упоминается в числе царей, а Шапур II завещает трон своему сыну Шапуру III, который становится его преемником [Ал-Ахбар …, 1960, с. 50]. Видимо, после смерти Шапура II началась борьба за власть, закончившаяся отстранением его сына и наследника и победой той партии, которая возвела на трон Ардашира. Последний попытался утвердиться у власти и репрессировал некоторых вельмож [Annales ..., 1881–1882, p. 846; Histoire ..., 1900, p. 533; Тарих …, 1964, с. 141]. Через 4 года противники нового царя составили заговор и свергли его, возведя на престол Шапура III (383/84–388/89); для обоснования этого, видимо, и потребовалась легенда о временном правлении Ардашира. Но борьба за власть на этом не закончилась. Шапур III погиб в охотничьих угодьях, когда на него упал шатёр – по некоторым сведениям из-за того, что неназванные злоумышленники подрубили державшие его верёвки. Преемник Шапура Варахран IV (388/89–399/400), тоже поехав на охоту, принял смерть от убийцы, поразившего его стрелой [Annales ..., 1881–1882, p. 846–847; Ал-Ахбар …, 1960, с. 51; Тарих …, 1964, с. 141; Нихайат …, 1996/97, с. 247-248; ср. Histoire ... 1910, p. 261]. В одном позднем источнике говорится, что Варахран погиб в результате мятежа (гавга), который подняли подданные в ответ на деспотизм царя [Тарих …, 1969, с. 55].
Итак, Ездигерд пришёл к власти в обстановке нового витка борьбы за престол. Сколь ожесточённа она была, видно из слов ас-Саалиби (961/62–1037/38) о том, что за убийство Варахрана IV были казнены смертью 20 тысяч человек [Histoire ..., 1900, p. 536]. Даже если применить известное наблюдение Ибн Халдуна (1332–1406) [Тарих …, 1999, с. 16] и разделить эту цифру на 10, мы имеем картину масштабного противостояния. Очевидно, большая и влиятельная партия объединилась и вокруг Ездигерда.
Согласно одному рассказу Варахран IV перед смертью завещал престол Ездигерду [Ал-Ахбар …, 1960, с. 51; Нихайат…, 1996/97, с. 248]. Вероятно, это сообщение восходит к версии событий, выдвинутой для обоснования воцарения последнего. Такая версия, кажется, была нужна Ездигерду и его сторонникам. Средневековые авторы дают разные сведения о том, кто был отцом Ездигерда. В выписках из сасанидских дворцовых анналов Ездигерд – сын Шапура [Agathiae ..., 1967, p. 156], но не уточняется, идёт речь о Шапуре II или Шапуре III. Хишам ал-Калби (ок. 738 – 819/20 или 821/22) полагал, что Ездигерд был сыном Шапура II и братом Варахрана IV [Annales ..., 1881–1882, p. 847]. Ад-Динавари (ум. между 894 и 902) называл Ездигерда сыном Шапура III [Ал-Ахбар …, 1960, с. 51]. Судя по рассказам некоторых авторов Христианского Востока, они считали Ездигерда братом Варахрана IV и сыном Шапура III [Collection ..., 1869, p. 268; Histoire ..., 1910, p. 305, 316, 324]. Но многие авторы, основывавшиеся на персидских известиях, утверждали, что Ездигерд был сыном Варахрана IV [Annales ..., 1881–1882, p. 847, 854; Le livre ..., 1903, p. 163; Eutychii ..., 1906, p. 155; Китаб …, 1921/22, с. 37; Китаб …, 1942, с. 362; Ал-Маариф …, 1981, с. 659]. Видимо, и авторы исходных сообщений по-разному представляли себе происхождение Ездигерда, а значит, его права на престол не были очевидны для современников и нуждались в обосновании.
Но вот Ездигерд вступил на престол. Как мы видели, ат-Табари пишет, что он набросился на «слабых» (тех, кто был под его властью и не мог дать отпор), когда его власть упрочилась. Похожую картину рисует и Фирдоуси (ок. 940/41–1020/21):
«когда упрочилась над миром власть его (Ездигерда. – Д.М.),
увеличилось высокомерие, уменьшилась милость его».
Далее следует фрагмент, сходный с текстом ат-Табари [Шах-намэ …, 1935, с. 2077; ср. Нихайат …, 1996/97, с. 252].
Видимо, на каком-то этапе между победителями – Ездигердом и вельможами, с помощью которых он пришёл к власти – возникли противоречия, которые привели к длительному противостоянию. Постепенно набрав силу, Ездигерд одержал верх и, возможно, казнил тех, в ком видел угрозу. Но вряд ли его правление стало сплошной чередой кровавых репрессий: будь это так, за почти 20 лет правления царя знать смогла бы, используя богатый опыт прежних событий, составить заговор, и тогда Ездигерд разделил бы судьбу своих предшественников. Очевидно, события развивались в более умеренном ключе: Ездигерд покончил с могуществом высшей аристократии и пытался заставить её служить, но не уничтожал. Аристократия отвечала глухой неприязнью, но не выступала против него открыто.
По некоторым данным можно определить, какие роды были в оппозиции. Ад-Динавари приводит перечень вельмож, которые после смерти Ездигерда договорились не возводить на престол никого из его потомков, чтобы не допустить повторения его правления. Первым среди них фигурирует Бистам (ср.-перс. Вистам), спахбад Савада и хазарафт [Ал-Ахбар …, 1960, с. 55]. Слово хазарафт (ср.-перс. хазарбад) имеет значение «тысячник», и можно провести параллель с хазарапет-ом – «тысяченачальником из рода Суренова Пахлава», о котором для времени правления Варахрана V упоминает Моисей Хоренский (ок. 410–490) [Moses Khorenatsʻi, 1978, p. 340; Мовсес Хоренаци, 1990, с. 206]. По сасанидским обычаям высокие должности были наследственным достоянием отдельных родов; Варахран V, вступивший на престол в результате компромисса со знатью, едва ли пошёл бы на их передел. Поэтому можно предполагать, что Вистам принадлежал к роду Суренов.
В перечне ад-Динавари упоминается и некий Файрак (возм. – ср.-перс. Пираг), занимавший положение (мартаба) Михрана [Ал-Ахбар …, 1960, с. 55]. Очевидно, что «положение» означает здесь принадлежность к роду Михранов. Значит, среди вельмож, недовольных властью Ездигерда, были представители Суренов и Михранов – двух очень влиятельных родов IV в. Выходцы из этих родов заметны на военном поприще; в 363 г. они командовали войсками, сражавшимися против Юлиана Отступника. В перечне есть и люди, занимавшие невоенные должности: писец по делам поземельной подати (харадж) Джушнасазарбиш (ср.-перс. Гушнасп-адар-виш) и заведующий государственными податями (садакат ад-давла) Фаннахусрав (ср.-перс. Панах-Хосрой) [Ал-Ахбар …, 1960, с. 55]. Видимо, в число недовольных входили и представители иных знатных родов, достоянием которых были такие должности.
О людях, на которых опирался Ездигерд, известно мало. Своим помощником царь считал сына и, видимо, наследника Шапура, которого назначил наместником сасанидских владений в Армении [Collection ... 1869, p. 268; Мовсес Хоренаци, 1990, с. 194]. Согласно многим мусульманским авторам Ездигерд определил на службу при дворе и другого сына, Варахрана, будущего царя Варахрана V Гора (420/21–440), однако тот плохо переносил дисциплину и, отпросившись у царя, уехал в Хиру, где, как мы увидим далее, жил прежде.
Одним из наиболее близких к царю сановников являлся Михр-Шапур, который в рассказе о ктесифонском соборе 410 г. упоминается как «человек из дома аргабад-а» [Synodicon ... 1902, p. 21, 260], а в конце правления Ездигерда был командующим войском (ар. сахиб ал-джайш), [Histoire ... 1910, p. 329]. Высокую должность аргабад-а, судя по надписи царя Нарсе (293–300) в Пайкули, занимали представители сасанидского рода (но не обязательно царской семьи). К этому роду, вероятно, принадлежал и Михр-Шапур. Это исключает его отождествление с Михр-Нарсе, который возводил свою родословную к Спандияду, сыну легендарного царя Виштаспы [Annales ..., 1881–1882, p. 868–869], т.е., вероятно, принадлежал к Спандиядам – одному из родов высшей аристократии [Мишин, 2014, с. 85–86].
Карьеры Михр-Шапура и Михр-Нарсе похожи. По словам ат-Табари Ездигерд назначил Михр-Нарсе визирем (см. выше). Упоминание о визире – анахронизм; вероятно, речь идёт о чине вузург-фрамадар-а, который Михр-Нарсе имел впоследствии. Однако в 410 г. вузург-фрамадар-ом был другой сановник, Хосров-Ездигерд [Synodicon ... 1902, p. 21, 260], о котором более ничего не известно. Стало быть, Михр-Шапур и Михр-Нарсе долго служили Ездигерду и постепенно поднимались по иерархической лестнице.
Другие приближённые Ездигерда были обязаны своим возвышением симпатии царя или своим заслугам перед ним. Автор «Сииртской хроники» повествует о христианине-ренегате Йакубе (Иакове), к которому Ездигерд благоволил так, что поставил его выше «персидских» (т.е. сасанидских) вельмож [Histoire ... 1910, p. 332]. В параллельном источнике, истории мученичества того же Иакова, такого утверждения нет, но и там говорится, что он происходил из знатного христианского рода и считался при дворе начальником (rēshа) и человеком благородного происхождения (yiddīʿа) [Acta ... 1891, p. 540]. О католикосе Ахае известно, что однажды он был послан в Фарс с поручением выяснить, почему к царскому двору не были доставлены товары и драгоценные камни из Индии (наместник области, племянник Ездигерда по имени, вероятнее всего, Вехруз, утверждал, что они были захвачены разбойниками). Успешно выполнив поручение, Ахай снискал высокое положение при дворе [Maris ..., 1896, p. 25–26; Histoire ..., 1910, p. 324–325]. Согласно другому рассказу Ездигерд однажды увидел Варахрана в одном из помещений дворца, куда тот не имел права заходить. Выяснилось, что дворецкий видел царевича, но не помешал ему. Ездигерд сместил дворецкого, наказал его 30 ударами кнутом и назначил на его место человека по имени Азадмард. Тот, заметив Варахрана в недозволенном месте, сделал ему выговор и пригрозил наказанием – 60 ударами кнута. Это вызвало одобрение Ездигерда, который одарил и обласкал нового дворецкого [Ал-Джахиз, 1955, с. 222–223].
Арабские правители Хиры, Лахмиды, не принадлежали к высшей аристократии и были подчинёнными Сасанидам удельными правителями. Автор этих строк отметил в монографии об истории Лахмидов некоторые черты их положения: сасанидский царь мог сместить лахмидского правителя и назначить нового, решал, кто станет наследником хирского престола. Стоявший у власти Лахмид должен был ежегодно ездить к царю. О содержании таких встреч известно мало, но вероятно, что правитель Хиры рассказывал о положении дел в своих владениях и получал от царя указания [Мишин, 2017, с. 266–274].
Среди удельных правителей Лахмиды выделялись тем, что имели важную миссию – были проводниками политики Сасанидов среди арабов. На это указывал и официальный сасанидский титул лахмидского правителя – тазиган-шах (царь арабов). Лахмиды действовали в северо-восточной Аравии, а также в среднем течении Евфрата – в землях, закрывавших путь в Ирак, где находились и столица Сасанидов Ктесифон, и дававшая большие податные поступления область Асорестан. Сасаниды с большим вниманием относились к людям, игравшим столь важную роль в обеспечении безопасности державы, и хорошо знали их деловые качества.
К концу IV в. положение Лахмидов при Сасанидах было довольно прочным. С вторжениями арабских племён первой трети IV в. было давно покончено, а время экспансии царей объединённой державы Химьяра и Сабы ещё не пришло. В приевфратских областях Лахмиды, насколько можно судить, хорошо зарекомендовали себя в 363 г., сражаясь за Сасанидов против войск Юлиана Отступника.
Сказанное наводит на мысль о том, что Ездигерд вполне мог видеть в Лахмидах потенциальную опору. Будучи чужими для высшей аристократии, Лахмиды не имели оснований выступить по её призыву против царя. Наоборот, при необходимости они могли предоставить царю убежище или собрать на помощь ему ополчения арабских племён.
Имеющиеся сведения подтверждают этот вывод. В рассматриваемый период Лахмиды удостоились чести, которая прежде не выпадала на их долю – им было поручено воспитание царевича, малолетнего Варахрана. Известия об этом есть в любой истории Сасанидов у мусульманских авторов. Сасанидские цари и прежде отправляли сыновей на воспитание в знатные роды, однако арабам это было доверено впервые. Главную роль в этом сыграло, несомненно, решение Ездигерда, соответствовавшее его политике и отношению к знати.
Рассказы мусульманских авторов об этих событиях, в целом похожие, расходятся в том, кого именно Ездигерд сделал воспитателем и охранителем царевича.
«Он (Ездигерд. – Д.М.) призвал ал-Мунзира ибн ан-Нумана, вверил ему Бахрама (Варахрана. – Д.М.), оказал ему (ал-Мунзиру. – Д.М.) почести, обласкал, сделал его царём над арабами и пожаловал ему два высоких звания; одно из них было рам абзуд Йаздаджирд (ср.-перс. рам абзуд Йаздкард. – Д.М.), что значит “ещё более возрадовался Ездигерд” (зада сурур Йаздаджирд), а другое – михишт, то есть “величайший из [царских] слуг”. Он (Ездигерд. – Д.М.) велел поднести ему (ал-Мунзиру. – Д.М.) дар и одеяние сообразно с тем, что было ему положено, и велел ему отправляться с Бахрамом в страну арабов. И ал-Мунзир отправился с ним (Варахраном. – Д.М.) в свою ставку, [бывшую] там» [Annales ..., 1881–1882, p. 855].
«Ездигерд решил отдать его (Варахрана. – Д.М.) Лахмиду ал-Мунзиру ибн Ма ас-Сама², чтобы тот воспитал его – из-за почёта, [которым пользовался] ан-Нуман среди арабов, достоинств и великого могущества последнего. Он (Ездигерд. – Д.М.) написал ему (ал-Мунзиру. – Д.М.), веля ему прибыть. Когда он прибыл, он (Ездигерд. – Д.М.) поприветствовал его (ал-Мунзира. – Д.М.) и пожаловал ему два звания для достойнейших из арабов: он (ал-Мунзир. – Д.М.) был назван афзуд харрахи (ср.-перс. абзуд фаррохи. – Д.М.), то есть “[Ездигерд] сделался ещё величественнее” (издада караматан), а вторым званием было мистара мистаран (ср.-перс. мехтар-и-мехтаран. – Д.М.), то есть “величайший среди великих”. Он (Ездигерд. – Д.М.) велел поднести ему (ал-Мунзиру. – Д.М.) дары, отдал ему Бахрама (Варахрана. – Д.М.) и велел ему (ал-Мунзиру. – Д.М.) дать ему (Варахрану. – Д.М.) хорошее воспитание. И он (ал-Мунзир. – Д.М.) отправился в своё царство» [Нихайат …, 1996/97, с. 253].

Расхождения в наименованиях почётных званий слишком велики, чтобы объяснять их графическими искажениями³; кроме того, цитируемые источники, т.е. история ат-Табари и трактат неизвестного автора «Предел желаний в истории персов и арабов», независимы друг от друга. Вероятнее всего, перед нами передачи одного и того же исходного рассказа.

Почти так же повествует Фирдоуси:
«[Ан]-Нуман и [ал]-Мунзир выехали в ночи с тридцатью знатными копьеносцами из арабов.
А вельможи, собравшись в Персии, явились к славному Ездигерду.
Все они сказали: “Мы – слуги твои, спешим исполнить приказ царя (хусрав).
Пусть [царь] найдёт ныне [человека] из лучших людей, который сиятельного сына правителя мира
Примет к себе, обучит наукам, просветит душу его от темноты –
Румийца, индийца, перса – звездочёта или геометра,
Среди философов много знающего, красноречивого, среди людей умелого.
Все мы станем пылью под ногами его, последуем за ним к знанию.
Смотри, чтобы был он тебе приятен и полезен”.
[Ал]-Мунзир сказал: “Мы – слуги и живём в мире ради царя.
Знает царь, какие у нас науки: ведь он – как пастырь, а мы – как стадо.
Мы – всадники, богатыри, гонящие коней вперёд, а мудреца мы сокрушаем.
Нет среди нас звездочёта, хорошо разбирающегося в геометрии.
Сердца наши полны верности царю, а под нами – стремительно несущиеся вперёд арабские скакуны.
Мы всегда будем слугами сына его, восхваляющими величие его”.
Услышав от него эти слова, Ездигерд [задумался], собрав воедино душу и разум,
И, рассмотрев всё от начала до конца, вверил ему (ал-Мунзиру. – Д.М.) Бахрама (Варахрана. – Д.М.).
Он (Ездигерд. – Д.М.) повелел, чтобы ему (ал-Мунзиру. – Д.М.) дали почётное одеяние, сделали так, чтобы он [ходил] с поднятой головой,
Украсили тело его почётной одеждой и подыскали коня, достойного царя Йемена (т.е. арабов. – Д.М.)» [Шах-намэ …, 1935, с. 2079–2080].
Упоминание об ан-Нумане не должно вводить в заблуждение: судя по рассказу Фирдоуси, речь идёт о сыне ал-Мунзира [Шах-намэ …, 1935, с. 2090], а не о его отце, лахмидском царе ан-Нумане I (402–431). Поэтому ал-Мунзир, а не ан-Нуман – главный герой сообщения со стороны арабов.
Но есть и иные сведения. Балами в переводе истории ат-Табари корректирует его сообщение и пишет:
«Он (Ездигерд. – Д.М.) послал человека и вызвал царя арабов из Хиры и пустынь. [Ан]-Нуман бин Имри-ил-кайс (ан-Нуман I. – Д.М.) прибыл, Ездигерд обласкал и одарил его и сказал: “Я отдам тебе этого сына своего, увези его в Хиру и воспитай на воздухе пустыни”. [Ан]-Нуман забрал Бахрама (Варахрана. – Д.М.) и отвёз в Хиру» [Тарих …, 1974, с. 923].
Рассказ, где фигурирует только ан-Нуман, ходил в разных версиях; иногда последний называется сыном ал-Мунзира [Тарих …, 1984/85, с. 74; Ал-Муджам …, 2005, с. 285]. Таким рассказом пользовался Низами (ум. ок. 1209), который пишет:
«Он (Ездигерд. – Д.М.) послал человека и вызвал Нумана, дал для сада алый тюльпан (им. в виду Варахран. – Д.М.),
Чтобы, когда рассадит Нуман цветы, стал этот росток нумановым тюльпаном,
[А Нуман] наделил его тем, что должен иметь царь, научил его тому, как должен вести себя царь» [║аким Низами Ганджави, 1936/37, с. 58].
Хишам ал-Калби повествует, что Ездигерд отослал Варахрана к ан-Нуману, которому было поручено построить для царевича дворец, получивший потом название ал-Хаварнак; ал-Мунзир при этом не упоминается [Муджам …, 1977, с. 402; Китаб …, 1994, с. 423; Китаб …, 1996, с. 213; ср. Annales ..., 1881–1882, p. 851; Китаб …, 1984, с. 113].
Решение этого противоречия таково. Согласно ат-Табари и ал-Масуди Варахран стал царём в 20 лет [Annales ..., 1881–1882, p. 863; Ал-Масуди, 1966, с. 302], причём родился в день хормузд месяца фравардин, т.е. в первый день зороастрийского года [Annales ..., 1881–1882, p. 854; Нихайат …, 1996/97, с. 253]. Поскольку Варахран пришёл к власти весной 421 г., речь может идти только о 18 августа 400 г., когда Ездигерд уже стоял у власти⁴. Согласно восточным сказаниям Варахрана отправили в Хиру совсем маленьким, в 2 [The Farsnama ..., 1921, p. 74] или 4 года [Ал-Муджам …, 2005, с. 285]. Вернее, кажется, первое указание; оно подкрепляется сообщениями о том, что в Хире Варахрана ещё некоторое время кормили грудью кормилицы [Annales ..., 1881–1882, p. 855; Шах-намэ …, 1935, с. 2081; Тарих …, 1964, с. 141; Нихайат …, 1996/97, с. 253]. С другой стороны, как автор этих строк попытался показать в одной более ранней работе, ан-Нуман I вступил на хирский престол в 402 г. [Мишин, ССЫЛКА НА К ВОПРОСУ О ХРОНОЛОГИИ, с. ] Сопоставление этих данных подсказывает решение: в 402 г. Ездигерд – видимо, убедившись к наличии у ан-Нумана всех необходимых качеств – назначил его правителем Хиры и одновременно – воспитателем и охранителем Варахрана. Это полностью соответствует сообщениям ат-Табари и автора «Предела желаний» о том, что Ездигерд, назначив охранителя Варахрана, пожаловал ему титул «царя арабов». Данные сообщения, однако, относятся к ан-Нуману, а не к ал-Мунзиру. Впрочем, последний мог присутствовать на аудиенции у Ездигерда в числе арабских вельмож, прибывших с ан-Нуманом. Вполне может быть, что Фирдоуси верно передаёт исходное сообщение, называя первым ан-Нумана, а вторым – ал-Мунзира (см. выше).

Если предложенная реконструкция событий верна, Ездигерд опирался не на ал-Мунзира как на одного преданного фаворита, а на Лахмидов в целом. Расчёт царя оказался верен: Лахмиды обеспечили Варахрану безопасное и комфортное пребывание в Хире. После смерти Ездигерда Варахран вступил на престол во многом благодаря Лахмидам, предприняв с собранным ими войском поход на Ктесифон. История правления Варахрана и его отношений с Лахмидами составляет отдельный предмет исследования.