Статья посвящена нескольким памятникам из египетской коллекции ГМИИ им. А.С. Пушкина, изображающим древнеегипетских божеств в образах римских воинов: I, 1a 2985 (наиболее часто воспроизводимый и известный памятник) – статуэтка бога Хора с головой сокола, в двойном венце и в доспехах и одежде римского воина (бронза); I, 1a 2794 – аналогичная статуэтка меньшего размера и худшей сохранности (бронза со следами позолоты); I, 1a 6667 – статуэтка бога Анубиса с головой дикой собаки или шакала в доспехах и одежде римского воина (бронза); I, 1a 3389 – бюст, изображающий бога Хора с головой сокола, в немесе («царском платке»), с солнечным диском и змеей на голове (стеклянная паста); I, 1a 5382 - стела, изображающая бога-сфинкса Туту с головой льва на груди, являющейся частью доспеха. Помимо републикации данных памятников статья ставит задачу общей интерпретации памятников данной категории (к ним также относятся изображения Аписа и единственное изображение Хнума в римском обличье). Среди них наиболее многочисленны именно изображения Хора, которые, по мнению автора, отражают концепцию власти римских принцепсов в Египте, созданную самими египтянами: ими правил не столько конкретный римский правитель, сколько бог Хор, воплотившийся в нем и практически поглотивший его личность. Данная концепция «деривативной сакральности» правителя Египта должна была возникнуть еще в эпоху первого персидского владычества и играла компенсаторную роль, помогая египтянам справиться с неизбежностью чужеземной и не вполне дружественной власти над ними; в римское время она отразилась в титулатурах императоров, Хорово имя которых переносило на них качества воплощающегося в них бога Хора. По всей вероятности, эта концепция непосредственно отразилась в изображениях Хора и Анубиса, возможно Хнума в обличье римских воинов; изображения Туту и, возможно, Аписа скорее обнаруживают перенесение на этих богов иконографического стандарта, выработанного прежде всего в изображениях Хора.

Скачать JATS

В египетской коллекции ГМИИ им. А.С. Пушкина находится пять памятников, представляющих собой изображения древнеегипетских божеств в образах или с отдельными атрибутами римских воинов:
(1) Статуэтка бога Хора (I, 1a 2985; бронза, с утраченной инкрустацией глаз; 43 х 17,2 х 5,1 см; из коллекции В.С. Голенищева, ИГ 3405) [Павлов, Ходжаш, 1985, с. 70, илл. 124; LIMC 5.1/5/2, Horos, no 17; Путь к бессмертию, 2002, с. 185-186 (689), илл. 689; Ägypten – Griechenland – Rom, 2005, S. 617-618 (197); Aglan, 2013, p. 108-109, fig. 102]. Божество изображено с головой сокола, стоящим, в короткой тунике, поверх которой надет панцирь с наплечниками; низ панциря составлен из длинных, расположенных в два ряда пластин; выше нижней части панциря затянутый узлом пояс, на груди изображение горгоны Медузы; на ногах высокие сандалии. Чешуйчатая фактура панциря напоминает птичьи перья, что составляет отдаленную аналогию со статуями времени Нового царства, изображавшими царей (в частности, Тутмоса III) в особых оперенных плащах и ассоциировавшимися с образом Хора [Большаков, 2000, с. 82–83, с отсылками к публикациям] (ср., в частности, с аналогичной фактурой панциря на статуе сидящего Хора в образе римского императора BM EA 51100 [LIMC 5.1/5/2, Horos, no 28; Ägypten – Griechenland – Rom, 2005, S. 617 ()196]). На голове сокола двойная корона Верхнего и Нижнего Египта (пшент) с уреем. Правая рука божества воздета вверх, очевидно, в ней находилось несохранившееся копье, с помощью которого Хор разил распростертого перед его ногами врага (изображение врага также не сохранилось). Данный памятник наилучшего качества и наиболее известен среди предметов этой категории в собрании ГМИИ. (Илл. 1)
(2) Статуэтка бога Хора (I, 1a 2794; бронза со следами позолоты; 10,4 х 6,6 х 4,4 см; из коллекции В.С. Голенищева, ИГ 4431) [Путь к бессмертию, 2002, с. 185 (688), илл. 688]. Божество изображено с головой сокола, стоящим, одетым в короткую тунику и панцирь, с развевающимся плащом через левую руку; аналогично (1), низ панциря из длинных пластин, выше талии внизу груди затянут пояс узлом той же конфигурации, что на (1). На голове сокола двойная корона Верхнего и Нижнего Египта. Правая рука божества воздета вверх и должна была держать копье, которым Хор разил распростертого перед ним крокодила. Статуэтка близка (1), но меньшего размера и худших качества и сохранности. (Илл. 2)
(3) Статуэтка бога Анубиса (I, 1a 6667; бронза; 12,75 х 6,2 х 3,2 см; поступление из Государственной библиотеки имени В.И. Ленина) [Путь к бессмертию, 2002, с. 211 (855), илл. 855]. Божество изображено с головой дикой собаки или шакала, с солнечным диском над ней, стоящим, одетым в короткую тунику, панцирь и наплечники, через левую руку переброшен плащ; аналогично (1), низ панциря из длинных пластин. Левая рука поднята вверх и, видимо, должна была держать оружие, правая рука согнута в локте и, видимо, тоже должна была быть направлена вверх. Руки ниже локтя, правое бедро и часть головного убора утрачены; аналогии показывают, что таким головным убором могла быть корона-атеф (аналогичные стоящие фигуры Анубиса: Лейден, Rijksmuseum van Oudheden F 1950/3-7 [Ägypten – Griechenland – Rom, 2005, S. 615-616 (194)]; Рим, Национальный музей терм [LIMC 1.1/1.2, Anubis, no 80]) или опять же двойная корона Верхнего и Нижнего Египта (бронзовое изображение Анубиса-всадника: Париж, Лувр, E 17410 [Grenier, 1978]). Можно думать, что по аналогии с (1)-(2) божество должно было поражать врага, скорее всего, копьем и держа его в правой руке. Качество памятника сравнимо с (2). (Илл. 3)
(4) Бюст бога Хора (I, 1a 3389; темно-синяя стеклянная паста; 5,2 х 3,4 х 1,5 см; из коллекции В.С. Голенищева, ИГ 3151) [Путь к бессмертию, 2002, с. 244 (1571)]. Божество изображено с головой сокола, покрытой царским платком (немесом); над головой солнечный диск, пересеченный змеей; одето в тунику и панцирь с чешуйчатыми наплечниками, на груди панциря изображение горгоны Медузы. (Илл. 4)
(5) Стела, изображающая бога Туту (I, 1a 5382; известняк, 31 х 25 см; из коллекции В.С. Голенищева, ИГ 4098) [Berlev, Hodjash 1982, p. 221-222 (149), 212, fig. 149; Kaper, 2003, p. 328 (S-31)]. Божество в обличье сфинкса изображено в профиль, с головой, повернутой анфас, в царском платке-немесе с уреем, в короне-шути (из двух перьев), водруженной на модий, с бараньими рогами и двумя уреями у ее основания. Хвост Туту оканчивается змеей-уреем. Позади бога парит сокол, увенчанный солнечным диском, с кольцом-Sn в правой и опахалом-xwi в левой лапах, между передними лапами выступают голова крокодила и змея. На груди бога изображение льва, являющееся частью доспеха, хотя помимо него очертания и фактура доспеха не намечены; аналогичное изображение льва в сочетании с чешуйчатым доспехом, по-видимому, имитирующим также львиную шкуру, можно видеть на статуе Туту из Смитсонианского института, Вашингтон (8277) [Kaper, 2003, p. 365-366 (T-3)]. (Илл. 4)
Данные предметы принадлежат к обширной и неоднократно изучавшейся [Paribeni, 1910; Kantorowicz, 1961; Naerebout, 2011; Aglan, 2013, p. 107-119; etc.] категории изображений египетских богов в обличье римских воинов; помимо Хора и Анубиса, в таком обличье памятники представляют также Аписа [LIMC 2.1/2.2, Apis, no 29; Ägypten – Griechenland – Rom, 2005, S. 698 (304); Naerebout, 2011, p. 45, n. 37; Aglan, 2013, p. 112-113, figs. 112-113] и в одном случае Хнума [Ägypten – Griechenland – Rom, 2005, S. 698-699 (305)]. В литературе на сегодняшний день высказаны достаточно разные интерпретации таких памятников. Наиболее очевидной оказывается мысль, что данные изображения так или иначе постулируют тождество между божеством и римским императором, как реальным правителем Египта и мира [Hölbl, 2000, S. 117; Ägypten – Griechenland – Rom, 2005, S. 617 (в связи с BM EA 51100)]. Вместе с тем высказывалось мнение, что такие изображения, в частности в тех случаях, когда божество изображалось не просто стоящим воином, а верхом на лошади, делали египетские культы более близкими и понятными римским воинам [Dunand, 1979, p. 81-82; Aglan, 2013, p. 118-119]. Наконец, смысл этих изображений связывался не со специфически египетским, а с общим для Ближнего Востока представлением о том, что боги, как и различные «силовые структуры» в земном мире, призваны утверждать порядок, сокрушая хаос, и таким образом наделение их вооружением, соответствующим данной эпохе, подчеркивает эту их функцию [Naerebout, 2011, p. 60].
На наш взгляд, при интерпретации памятников этой категории нужно учитывать следующие моменты. Прежде всего, Хор, Анубис и Туту в образах римских воинов, как мы видели, могли изображаться с царскими инсигниями; правда, этого нельзя сказать об Аписе и Хнуме, однако в Национальном музее в Афинах хранилась статуэтка, изображавшая Аписа в обличье римского воина сидящим на троне (сейчас недоступна) [Bissing 1926, S. 119, Abb. 1]. Особенно ярко царское качество Хора в римских одежде и доспехах проявляется в памятнике из Британского музея (EA 51100), представляющем его в немесе и восседающим на престоле (Илл. 6). Далее, московские памятники хорошо показывают, что в стоящих изображениях Хора у божества в правой руке должно было быть копье, с помощью которого он разил какое-то существо, олицетворяющее злое начало. Изображения Анубиса показывают, что через левую руку у него обыкновенно был переброшен плащ: невольно возникает вопрос, не может ли это быть связано с его качеством бога бальзамировочных бинтов, и эту черту из его иконографии, по-видимому, заимствует московское изображение Хора (2). Однако, судя по аналогиям (Афины, Национальный музей, 2571 [LIMC 1.1/1.2, Anubis, no 79]; Рим, Национальный музей терм [LIMC 1.1/1.2, Anubis, no 80]) правая рука Анубиса также была воздета и должна была держать копье, поражающее злое начало; весьма вероятно, что таким должен был быть и первоначальный облик московского изображения Анубиса. Характерным образом, этих черт также нет в изображениях Аписа и Хнума, которые представлены в типичном для римских полководцев жесте adlocutio (с воздетой при обращении правой рукой) [Ägypten – Griechenland – Rom, 2005, S. 698-699]. Однако в иконографии Хора и Анубиса мотив поражения противника, безусловно, является вариацией характерного для греко-римского времени мотива изображения бога-«змееборца», поражающего Сета или Апопа [Карлова 2022], который в свою очередь можно считать развитием известного с начала существования египетской цивилизации мотива изображения царя, разящего чужеземного врага [Śliwa 1974]. Что касается Туту, то на стеле из Берлинского музея (ÄS 20840) он изображен держащим оружие и сокрушающим поверженного противника [Kaper, 2003, p. 298-300 (T-3)]. Как видно, в образах Хора, Анубиса и Туту, представленных в римской одежде и доспехах, внятно выражены мотивы царской власти, поддержания ею миропорядка и сокрушения хаоса, что опять же осуществляется божеством, обладающим царским статусом. Наконец, если в принципе традиция изображения египетских божеств в античном вооружении проникает в Египет еще в эллинистическое время (это, в частности, показывает иконография бога Бэса [Васильева, Томашевич, Малых, 2022, с. 460-461]), то в отношении рассмотренных категорий памятников, в общем, нет сомнений в их датировке не раньше начала римского времени.
Как нам представляется, в интерпретации данной категории памятников оказывается упущен такой важный аспект, как концепция власти римских правителей над Египтом в глазах самих египтян. Хорошо известно предубеждение по отношению к египетской культурно-исторической традиции, которое испытывалось римлянами после столкновения Августа с Антонием, поддержанным Клеопатрой, когда птолемеевский Египет на последнем этапе своей истории стал врагом римской державы (см., например, с отсылками к литературе: [Чисталев, 2014, с. 52-69 и сл.]. Отрицательное отношение к египетской религии практически исключало заинтересованность римлян в позиционировании принцепсов в рамках ее традиции, то есть в их презентации в качестве египетских царей-ритуалистов; соответственно, можно достаточно уверенно говорить о том, что подобная их презентация практически полностью формировалась представителями египетской элиты, прежде всего жречеством, которое было заинтересовано в продолжении храмового служения и, соответственно, хотя бы в формальном наличии царя-ритуалиста, именем которого это служение осуществлялось (об этом качестве царей Египта см. подробно [Демидчик, 2005, с. 14-27]). Между тем квинтэссенцией концепции каждого царствования в Египте, по справедливости, должна считаться традиционная титулатура, составлявшаяся для каждого очередного сакрального правителя. Среди римских принцепсов первым ее получает Октавиан Август, для которого она засвидетельствована в следующем виде (мы приводим наиболее полные из сохранившихся ее вариантов; см. с максимальной подробностью и широким контекстом [Herklotz, 2007, S. 113-121]):
Хорово имя: TmA-a wr-pHty Hwnw-nfr bnr-mrwt HoA-HoAw stp-n-PtH-&nn-Nwn-it-nTrw «Мощный дланью, великий силой, юноша прекрасный, сладостный любовью, властитель властителей, избранный Птахом-Татененом (и) Нуном, отцом богов» (храм Хатхор в Дендера [Grenier, 1987, p. 82 (4), n. 6]); TmA-a xwy-xAswt wr pHty nxw BAkt xwnw-nfr bnr mrwt stp-n-PtH-Nwn-wr-it-nTrw «Мощный дланью, ударяющий чужеземные страны, великий силой, защищающий Египет, юноша прекрасный, сладостный любовью, избранный Птахом (и) Нуном великим, отцом богов» (храм в эль-Кала [Grenier, 1987, p. 82 (5), n. 7]);
Тронное имя царя Верхнего и Нижнего Египта: HoA-HoAw stp-n-PtH mry-Ast «Властитель властителей, избранный Птахом, любимый Исидой» (храм Хатхор в Дендера [Beckerath, 1999, S. 248-249]).
Личное имя: Цезарь (с дополнительными эпитетами [Beckerath, 1999, S. 248-249]) .
Обращает на себя внимание сокращенный вид этой титулатуры, в которой отсутствуют имена Обеих Владычиц и Хора Златого, что, впрочем, не противоречит констатации ею сакральной легитимности Августа: по интересному предположению Ж.-Кл. Гренье, если Хорово имя (как, видимо, и тронное) составлялось для царя сразу при вступлении его на престол, то имена Обеих Владычиц и Хора Златого составлялись при коронации, и те правители, которые ее не проходили, могли их и не иметь [Grenier, 1987, p. 103]. Кроме того, тронное имя Августа фактически не составлялось специально, а было «выкроено» из одного из эпитетов Хорова имени, которое в римское время оказывается основным титулом сакрального правителя Египта и состоит из большого числа эпитетов [Grenier, 1987, p. 86]. По мнению Ф. Боск-Пуче, эпитеты, вошедшие в состав этого имени, восходят к титулатуре Александра Великого, которая фиксируется на клепсидре из Государственного Эрмитажа (ДВ 2507а; эпитет TmA-a), а также на памятнике из храма Амона-Ра в оазисе Бахария (эпитеты wr-pHty, HoA HoAw) [Bosch-Puche, 2015, p. 283; см.: Bosch-Puche, 2008]. Однако мы уже высказывали мнение, что последний памятник не аутентичен времени Александра, а был создан и отнесен к нему в начале птолемеевского времени [Ладынин 2014 (1-2)]; кроме того, он единичен и маргинален и вряд ли мог породить подражания в титулатуре Августа.
На самом деле, содержательно «программными», несущими какую-то информацию о специфике деятельности Августа являются лишь эпитет HoA-HoAw («властитель властителей»), несомненно, указывающий на владычество Рима и его повелителя над обширной межрегиональной державой [Hölbl 1992], а также указывающие на его военную функцию эпитеты Hwy-xAswt («ударяющий чужеземные страны») и nxw BAkt («защищающий Египет»). Все остальные эпитеты Хорова имени Августа, по сути дела, сводимы к эпитетам божества, и в этом смысле уместно вспомнить как раз эпитет TmA-a («мощный дланью»), встречающийся на упомянутой клепсидре начала македонского времени: как мы постарались в свое время показать, этот эпитет, тесно связанный со способность сакрального правителя совершать ритуал, а также отражать врагов [Blümenthal, 1970, S. 133-134; Демидчик, 2005, с. 17] и оформленный на данном памятнике как Хорово имя, относился не к кому-то из царей дома Аргеадов, признававшихся царями Египта, а непосредственно к богу Хору, который признавался сакральным царем в ситуации фактического отказа в таком признании земным правителям-Аргеадам [Ladynin, 2013]. К богу Хору могут быть отнесены и другие эпитеты в составе Хорова имени Августа: эпитет wr-pHty («великий силой») известен как весьма частотный у Хора Бехдетского по текстам из Эдфу и Дендера [Lexikon…, 2002, Bd. II, S. 437—439], а эпитет Hwnw-nfr bnr-mrwt («юноша прекрасный, сладостный любовью») описывает качества, присущие юному Хору, сыну Осириса и Исиды. Собственно, к Хору (как сыну Осириса и Исиды, так и Бехдетскому) может быть отнесен и эпитет HoA-HoAw («властитель властителей») [Lexikon…, 2002, Bd. V, S. 518—519], хотя применительно к Августу он должен сохранять и свой фактический смысл. Иными словами, Хорово имя Августа оказывается более чем наполовину составлено из эпитетов, которые могут быть отнесены к двум основным ипостасям тесно связанного с царской властью бога Хора. К этому стоит добавить, что эпитет stp-n-PtH-(&nn)-Nnw-(wr)-it-nTrw («избранный Птахом(-Татененом) (и) Нуном (великим), отцом богов»), который предполагает некое предпочтение, оказанное его носителю не только мемфисским демиургом Птахом, но и богом первобытного океана Нуном, необычен для царской титулатуры и скорее подобает не земному сакральному правителю, а именно божеству.
Чем должно было быть обусловлено подобное конструирование этого имени? Как известно, само по себе Хорово имя обозначало присутствие на земле в особе царя в течение его жизни Хора - древнейшего верховного солнечного божества Египта [Большаков, 2000], причем к началу эллинистического времени, по-видимому, происходит замещение в данном титуле этого образа образом юного бога – Хора, сына Осириса и Исиды [Ладынин, 2021, с. 213-214]. По-видимому, в эпоху египетской ранней древности IV-II тыс. до н.э. преобладало представление о том, что присутствие Хора в царе связано с с его сакральными качествами и прежде всего способностью совершать ритуал и является имманентным и неизменным. Однако в период Первого персидского владычества (525–404 гг. до н.э.) и XXVIII–XXX династий (404–343 гг. до н.э.) в Египте должно было сложиться представление о «деривативной сакральности» царя, согласно которой она не была присуща ему имманентно, а зависела от воли божества воплотиться в нем. В частности, эта концепция проявилась в персидское время в стеле Па-ди-Усир-Па-Ра из Фаюма (Berlin ÄS 7493), владелец которой изображен коленопреклоненным перед соколом с надписанными позади него именем и эпитетами Дария I (ntr nfr nb tAwy In-ti-rw-SA «благой бог, владыка Обеих Земель Дарий») [Sternberg-el Hotabi, 2009] (Илл. 7). Как можно понять, речь идет о воплощении в персидском царе Хора, сына Осириса и Исиды, причем изображение царя именно в обличье сокола-Хора явно показывает, что божество фактически полностью поглощает его личность. Видимо, такое представление должно было носить компенсаторный характер: ситуацию подчинения Египта чужеземцам было легче осмыслить и принять, если признать, что персидский царь был лишь вместилищем божества, которое, воплотившись в нем, правило Египтом непосредственно [Ладынин, 2016, с. 162]. Однако проявление аналогичной концепции мы видим и в одном из памятников Августа, также происходящем из Фаюма: в навершии стелы с грекоязычной надписью изображены чтимый в этом районе Египта крокодилообразный бог (Сокнопайос) и предстоящий ему Август в облике бараноголового божества [Bernand, 1975, p. 142-144, pl. 53 (73)] (Илл. 8). Подобная иконография Августа является, по-видимому, аллюзией на образ Зевса-Аммона, с которым некогда было связано обожествление Александра [Pfeiffer, 2011, 71-73], но вместе с тем она показывает, что способность Августа совершать ритуальные действия (что предполагалось в египетской традиции любой сценой предстояния правителя божеству) и, соответственно, его сакральность зависели, с точки зрения египтян, опять же от воплощения в нем бога, которое поглощало его личность. Как нам представляется, именно этот смысл был заложен в Хоровом имени Августа, сформированном из эпитетов бога Хора: фактически оно утверждало, что Хор поглощает личность земного правителя и через его посредство властвует над миром, причем с подобной властью божества опять же было проще примириться, нежели с прочно установившейся и недружественной властью чужеземцев.
Обращение к египетским титулатурам римских принцепсов – преемников Августа – показывает, что данный мотив повторяется в них довольно регулярно. Ж.-Кл. Гренье высказал обоснованное мнение о наличии т.н. «канонической» титулатуры императоров, вариации которой принадлежали принцепсам, начиная с Августа и вплоть до Адриана: в нее входили эпитеты TmA-a («мощный дланью»; им эта каноническая последовательность эпитетов открывалась), xwy-xAswt («ударяющий чужеземные страны»), wr-pHty («великий силой»), nxw BAkt («защищающий Египет»), Hwnw-nfr bnr-mrwt («юноша прекрасный, сладостный любовью»), HoA-HoAw («властитель властителей»), stp-n-PtH-(&nn)-Nnw-(wr)-it-nTrw («избранный Птахом(-Татененом) (и) Нуном (великим), отцом богов»). По мысли исследователя, эта последовательность эпитетов была выработана мемфисским жречеством [Grenier, 1987, p. 98], и, как мы видим, состояла в значительной степени именно из эпитетов, обеспечивающих сопоставление ее обладателей с Хором в его основных ипостасях. На наш взгляд, это свидетельствует, что концепция «деривативной сакральности» римских правителей Египта заняла важнейшее место в системе идеологем этого времени.
Думается, уже достаточно ясно, какую интерпретацию мы собираемся предложить для изображений египетских божеств в обличье римских воинов. Следует отметить, что среди этих памятников изображения Хора особенно многочисленны. Lexicon Iconographicum Mythologiae Classicae, чей перечень безусловно неполон, фиксирует в общей сложности 43 изображения сокологолового Хора в панцире или военном костюме [LIMC 5.1/5/2, Horos, no 5-47], по сравнению с 9 подобными изображениями Анубиса [LIMC 1.1/1.2, Anubis, no 73-81] и всего 1 – Аписа [LIMC 2.1/2.2, Apis, no 29] (недавняя публикация Ф. Нэребута увеличивает число известных изображений Аписа, но в любом случае не меняет ситуацию радикально [Naerebout, 2011, p. 45, n. 37-38]). Изображение в таком обличье Хнума известно всего одно (см. выше); изображений Туту в общей сложности 7 [Kaper, 2003, S-1-3, S-14, S-31, T-3-4; Naerebout, 2011, p. 45, n. 40]. Уже подобное распределение памятников подводит нас к заключению, что наиболее типично было изображение в обличье римского воина именно Хора и, видимо, именно его традиция и породила данный иконографический тип. При этом сопровождающие такие изображения царские инсигнии позволяют думать, что речь идет об изображении именно императора, признанного сакральным правителем Египта в силу воплощения в нем божества и поглощения таковым его личности. Подобное изображение, разумеется, не имело в виду какого-то конкретного императора, а было имперсонально: оно изображало Хора, воплощавшегося последовательно в каждом из римских правителей, владевших Египтом. Размеры изображений подсказывают, что они могли использоваться в домашнем культе данного божества.
Остается решить, следует ли распространить аналогичную интерпретацию на изображения в обличье римских воинов других богов и считать, что соответствующие памятники отображают воплощение в римских императорах Анубиса, Аписа, Туту и Хнума, придающее им сакральность и позволяющее совершать ритуал. Строго говоря, это не невозможно: в египетской традиции царский статус мог быть приписан едва ли не любому божеству, в особенности если оно главенствовало в одной из локальных религиозных систем, а перенесение качества сакрального правителя на божество – известный прием позднеегипетской идеологии, пускавшийся в ход в случаях неприемлемости в данном качестве по тем или иным мотивам реального земного правителя [Rössler-Köhler, 1991, S. 6-7]. По существу, в стеле из Фаюма, изображающей Августа в обличье бараноголового божества перед богом Сокнопайосом, мы видим закономерный шаг, сделанный от признания сакральным правителем Египта и мира иного, чем Хор, бога к признанию его воплощения в земном правителе.
Думается, что эта концепция могла претворяться в жизнь по крайней мере в изображениях в обличье римских воинов Анубиса: это божество было достаточно тесно связано с Хором и с царской властью, поскольку облик Анубиса, согласно египетской мифологии, придавался Исидой младенцу-Хору, когда она укрывала его от козней Сета в заводях Дельты, и в связи с этим «Анубисами» (inpw) именовались цари на том этапе их жизни, когда они еще не взошли на престол и их сакральная природа оставалась невыявленной [Berlev, Hodjash, 1998, p. 10]. Тем самым Анубиса можно в какой-то мере считать «другим Хором» и по аналогии с изображениями последнего трактовать и его изображения. Бог Туту наделялся качествами победоносного бога и бога-царя [Kaper, 2003, p. 26-28], однако его изображения носили характер апотропеев, которые приводили в действие силу именно этого божества [Kaper, 2003, p. 60-63, 201-204], так что допускать, что они выражают воплощение в нем императора кажется излишним. Скорее иконографическая модель, выработанная в изображениях Хора в обличье римского воина, переносилась в данном случае на облик Туту в силу его царских качеств. Хнум, как известно, являлся главным божеством в Элефантинском номе, и с этой точки зрения восприятие его как сакрального правителя мира и предположение о его воплощении в императоре кажется возможным; однако в данном случае мы имеем дело с уникальным памятником и такое представление вряд ли было широко распространенным. Что касается Аписа, тo он, видимо, играл определенную роль в коронационных ритуалах времени Птолемеев (см. о сообщении в связи с этим римского автора Нигидия Фигула: [Bergmann, 1968, S. 95-96]), причем в их Хоровых именах реализуется представление о его одновременном рождении с царем [Hölbl, 2001, p. 281; cf. Beckerath, 1999, S. 238-245], а в пресловутой «канонической» титулатуре римских императоров, установленной Ж.-Кл. Гренье, в контексте Хорова имени присутствует фраза: «тот, кого любит Апис живой, вестник Птаха, тот, кому он предсказывает долгий срок в благополучии…» (mry sw @p anx wHm n PtH sr.f n.f hAw aSAw xr nfrw) [Grenier, 1987, p. 98]. Подобная роль Аписа в связи с царской властью объясняется значимостью в ее ритуалах мемфисского жречества, начиная со II в. до н.э., что, конечно, может объяснить презентацию этого божества в качестве сакрального правителя; вместе с тем трудно сказать, имеют ли в виду его изображения в обличье римского воина идею его воплощения в императоре или только переносят на него иконографическую модель изображений Хора, ставшую достаточно известной. Обратим внимание еще раз на то, что Хнум и Апис изображаются не разящими распростертого перед ними врага, а в характерной для римского полководца позе adlocutio: и это означает, что первоначальная модель, выработанная в изображениях Хора, прошла в иконографии этих богов существенное преобразование.