СТАТЬИ

Статья посвящена публикации железного каркасного шлема из кургана 2 могильника Бейсужек 36 в степном Прикубанье. В отличие от ритуальных комплексов с импортными шлемами (римскими, греческими, кельтскими), известных во всём Северном Причерноморье и ряде соседних регионов, сарматские захоронения со шлемами тяготеют к западному и центральному Предкавказью. Предкавказские сарматские погребения со шлемами принадлежат к культуре кочевников II–I вв. до н.э., отождествляемых с сираками Страбона. Шлем из могильника Бейсужек 36 является импортным. Он явно изготовлен профессиональным мастером-оружейником, но не принадлежит ни к эллинистической, ни к кельтской, ни к римской традициям оружейного производства. Можно соотнести находку из Бейсужека 36 с производственной традицией Ближнего Востока. Отсутствие синхронных археологических находок отчасти компенсируется изображениями похожих шлемов на боспорских надгробиях, рельефах колонны Траяна и знаменитой Нильской мозаике из Палестрины. Инвентарь погребения датируется в широких рамках конца II – I вв. до н.э. Как известно из письменных источников, сарматы воевали против полководцев Митридата VI Евпатора, а впоследствии – в составе армии Митридата против римлян в Малой Азии. Сарматы составляли и значительную часть армии царя Боспора Киммерийского Фарнака II, когда тот попытался отвоевать у римлян Понтийское царство. Попадание шлема на Северный Кавказ могло быть связано как с участием сарматов в Митридатовых войнах, так и с событиями 48–47 гг. до н.э., когда Фарнак II решил вернуть себе земли, некогда принадлежавшие его отцу Митридату VI Евпатору. В ходе этих бурных событий какое-то количество римского, греческого, кельтского вооружения и воинского снаряжения разными путями попало к варварам Северного Причерноморья. Очевидно, что редкий ближневосточный шлем оказался в руках одного из сарматских воинов Митридата или Фарнака.
 

Скачать JATS

В 2013 г. в ходе раскопок курганов в Краснодарском крае экспедицией ГАУК РО «Донское наследие» под руководством С.А. Науменко в кургане 2 могильника Бейсужек 36 у г. Кореновска были исследованы два сарматских погребения.
Сарматские погребения 3 и 9 были впущены в центральную часть насыпи и располагались рядом друг с другом; оба были совершены в узких прямоугольных ямах, костяки погребённых располагались вытянуто на спине с ЗСЗ ориентировкой.
В состав инвентаря погребения 3 входили (рис. 1, 1)¹: железный шлем (рис. 2, 1–4); остатки колчана, украшенного бронзовыми бляшками (рис. 1, 5); набор железных втульчатых наконечников стрел (не менее 21 шт.), среди которых находился длинный железный стержень, два наконечника обнаружены вне колчанного набора (рис. 1, 2, 3); железный меч (сохранилась только часть клинка), под которым был найден фрагментированный железный стержень (рис. 1, 11, 12); сероглиняные сосуд и миска (рис. 1, 9, 10); железный колчанный крюк (рис. 1, 4); железная пряжка (рис. 1, 6); точильная плитка (рис. 1, 8), а также напутственная пища (об этом свидетельствуют кости передних конечностей мелкого рогатого скота (далее – МРС)) и железный нож (рис. 1, 7). Погребение 9 сопровождалось более скромным инвентарём: остатки колчана с железными втульчатыми наконечниками стрел (не менее 24 шт.) и лепной сосуд. Предметы погребального инвентаря в большинстве своём способны дать только широкую датировку в пределах основного периода бытования всей группы сарматских («сиракских») памятников степного правобережья Кубани – II–I вв. до н.э. [Шевченко, 2003, с. 48−50; 2020, с. 287–288]. Несколько уточнить время совершения сарматских захоронений из Бейсужека 36 способны лишь длинные и узкие, т.н. шиловидные наконечники стрел из погребения 9, наиболее характерные для конца II – I вв. до н.э. [Шевченко, 1993, с. 41–42, рис. 1].

Сарматские материалы из могильника Бейсужек 36 уже опубликованы [Глебов, 2021, с. 61–72], настоящая же статья посвящена наиболее интересной находке – железному шлему из погребения 3. Шлем был найден за черепом погребённого вместе с набором керамической посуды (сосуд и миска) и напутственной пищей (передние ноги МРС в сопровождении ножа), располагался на боку, навершим к северу (рис. 1, 1).
Железный шлем (рис. 2, 1–4) сохранился не полностью, однако благодаря качественной реставрации можно составить достаточно ясное представление о его конструкции². Тулья сфероконической формы, имеет составную конструкцию. Каркас шлема состоит из горизонтального обода, от которого отходят вверх четыре ребра (сохранились лишь два), представляющие собой полоски металла шириной 3−3,5 см с выделенным резким перегибом в средней части. Рёбра сходятся в верхней части тульи, к ободу и рёбрам изнутри внахлест прикреплены заклёпками пластины, которые образуют сегменты купола шлема (из четырёх сегментов один сохранился полностью, два – частично). Заклёпки расположены с шагом около 2 см, диаметр заклёпок 0,4–0,5 см. Тулья шлема увенчана усечённо-коническим стержнем (высота 3,7 см) со сферическим навершием (диаметр 1,2 см). Видимо, шлем не был снабжён нащечниками и назатыльником – во всяком случае, на сохранившейся части шлема следы их крепления отсутствуют. Высота шлема с навершием составляет 20,4 см, толщина пластин каркаса – 0,2 см.

Погребение 3 из кургана 2 могильника Бейсужек 36 пополняет серию сарматских комплексов с импортными шлемами. Шлемам из сарматских погребений уделялось мало внимания, обобщающие исследования по данной теме фактически отсутствуют³. Долгое время считалось, что большинство импортных шлемов III–I вв. до н.э. в Северном Причерноморье и сопредельных регионах происходит из ритуальных комплексов (т.н. кладов), в погребениях же находки их единичны, однако в свете последних публикаций приходится констатировать, что количество импортных шлемов в погребальных комплексах сопоставимо с числом их находок в ритуальных кладах.

В сарматских погребениях II–I вв. до н.э. представлены шлемы различного происхождения и разных типов: римские типа Монтефортино (Мариенталь [Rau, 1927, S. 54–55, Abb. 45–46], Межкирпильский I [Гей и др., 2017, с. 48, рис. 7], Мичурина⁴ [Аптекарев, 1986, с. 7–8; Раев и др., 1990, с. 130, рис. 41, 2; Марченко, 1996, с. 68–69, рис. 115, 9]), Новозаведенное V [Новости исторического факультета МГУ, 2022], греческие типа пилос (Владимирская [Marčenko, Limberis, 2008, S. 379–380, Taf. 220–221]), конос (Ореховка [Андреева, Очир-Горяева, 2019, с. 116–122, рис. 3, 1; 4, 1], Греки II [Гей, 1982, с. 101, рис. 530–536]). Тип шлема из погребения 3 кургана 1 мог. Тоннельный-3 не определяется из-за фрагментированности [Культурный мост, 2018, с. 59, 64–65], но судя по фронтону с растительным орнаментом – это шлем, выполненный в греческой традиции.

Есть также упоминания о находках шлемов в сарматских погребениях без какой-либо информации о шлеме и комплексе – Китаевка, Хачинско-Немецкое [Прокопенко, 2014, с. 121, 245]. Два шлема типа конос происходят из разрушенного погребения у дер. Мерджаны⁵ [Ростовцев, 1913, с. 133–134; Виноградов, 2001, с. 64–65; Алексинский, 2008, с. 22, илл. 3; 2013, с. 68], однако в силу недостатка сведений об этом захоронении у нас нет уверенности в том, что это погребение сарматское. Шлем восточнокельтского типа из к. 1 у х. Бойко-Понура заслуживает отдельного экскурса. В литературе долгое время бытовало мнение о принадлежности данного шлема к сарматскому погребению 3 в этом кургане [Раев и др., 1990, с. 121, 126–127; Марченко, 1994, с. 58–61; Казакевич, 2009, с. 21; Симоненко, 2014, с. 262], однако, по сообщению автора раскопок Е.А. Хачатуровой (Ярковой), шлем был найден не в погребении, а в насыпи кургана вместе с помещёнными внутрь железными удилами с крестовидными насадками и круглыми ажурными бляхами. Несомненно, что этот комплекс представляет собой ритуальный клад [Глебов и др., 2016, с. 78–79].

В отличие от ритуальных комплексов («кладов») с импортными шлемами (римскими, греческими, кельтскими), известных во всём Северном Причерноморье и ряде соседних регионов, сарматские захоронения со шлемами тяготеют к Предкавказью – западному (Греки II, Владимирская, Мичурина, Межкирпильский I) и центральному (Ореховка, Тоннельный-3, Китаевка, Хачинско-Немецкое, Новозаведенное V). В остальных регионах Сарматии погребения с импортными шлемами отсутствуют, единственное исключение – погребение 1 кургана D22 могильника Мариенталь в Поволжье. Предкавказские сарматские погребения со шлемами принадлежат к культуре кочевников II–I вв. до н.э. (отождествляемых с сираками Страбона), близкой, но не идентичной классической раннесарматской культуре Южного Урала, Поволжья, Подонья [Скрипкин, 1997, с. 186].
В большинстве случаев шлемы были найдены в рядовых сарматских захоронениях, мало чем выделяющихся из общей массы погребальных комплексов этого времени (исключение – богатые, несомненно элитарные погребения из Тоннельного-3 и Новозаведенного V). В целом создаётся впечатление, что шлемы далеко не всегда служили показателем высокого социального статуса погребённых – в ряде случаев это, видимо, были просто трофеи. Судя по антропологическим определениям (они имеются не для всех комплексов), а также по составу инвентаря, все погребения мужские⁶, и почти во всех содержалось оружие – мечи, копья, колчаны со стрелами. Особенно внушительный набор предметов вооружения был найден в Тоннельном-3 – шлем, наборный панцирь, меч в украшенных золотом ножнах, колчан со стрелами [Зуев, 2016, с. 274]. Шлемы не надевались на головы погребённых (по крайней мере, пока такие случаи не зафиксированы), в могилах находились в разных местах: в ногах (Владимирская, Греки II, Межкирпильский I, Новозаведенное V), за черепом, вместе с посудой (Бейсужек 36), у черепа слева (Ореховка), у левого плеча вместе с панцирем (Тоннельный-3). В Мариентале шлем был найден в заполнении могилы, но это, скорее всего, связано с ограблением погребения. Особо следует отметить, что в сарматских погребениях внутрь шлема ни разу не были помещены уздечные принадлежности или другие предметы, как это обычно бывает в ритуальных кладах.

Значительное количество импортных шлемов II–I вв. до н.э. в Северном Причерноморье и соседних регионах происходит не из погребений, а из ритуальных кладов – на сегодняшний день известно 14 находок шлемов в т.н. «странных комплексах». Помимо этого, известно большое число отдельных находок шлемов (свыше двух десятков, включая случайные и грабительские), которые, видимо, являются остатками разрушенных погребений или ритуальных комплексов. В ритуальных кладах и среди отдельных находок, помимо римских и греческих, встречаются и кельтские шлемы: восточнокельтского типа (Царский, Бойко-Понура [Глебов и др., 2016, с. 77–79]), шлемы с усиленной тульей⁷ (Турбута III, клад из грабительских раскопок в Ростовской области [Глебов, Дедюлькин, 2021, с. 284–287]).

Примечательно, что в сарматских погребениях II–I вв. до н.э. и в ритуальных кладах представлены только импортные шлемы, хотя в Западном Предкавказье в это время бытовали и шлемы местного производства [Эрлих, 1996, с. 179; Дедюлькин, 2020, с. 116–126]⁸, по А.В. Дедюлькину – группы Майкоп и Даховская-Мезмай [Дедюлькин, 2013; Дедюлькин, Крутоголовенко, 2021]. Эти местные шлемы часто встречаются в погребениях и святилищах оседлого населения Западного Предкавказья (Мезмай [Шевченко и др., 2011, с. 143, рис. 7, 1–3, 5–6], Казачий Брод [Овчинникова, 2011, с. 131, табл. 3–3, Серёгинский [Раев и др., 1990, с. 132, рис. 37, 2], курган «Золотая Горка» [Лунин, 1939, с. 2015, рис. 4], хутор Ленина [Лимберис, Марченко, 2020, с. 283, рис. 2; с. 286, рис. 3], Курганинск (Михайловская) [Берлизов, 2012, с. 48–49, рис. 3, 1] и др.), наряду с импортными (Мезмай – аттический с козырьком, халкидский [Шевченко и др., 2011, с. 142–144, рис. 6, 1, 2; 16, 4], Чегем – Монтефортино [Керефов, 1985, с. 141–142, рис. 6, 2], Заманкул – Монтефортино, кельтский шлем с усиленной тульей⁹ [Туаллагов, 2002, с. 100–103, рис. 1, 2], Новолабинская (нащёчник эллинистических шлемов) [Раев, Беспалый, 2006, с. 10, табл. 6, 8]). Однако в сарматском контексте местные шлемы пока не встречены ни разу.

Очевидно, что импортным является и шлем из погребения 3 могильника Бейсужек 36. Шлем простой по форме и конструкции, имеет всего одну декоративную деталь – невысокое навершие со сферическим окончанием. Для составных шлемов 1-го тыс. до н.э. ещё не разработаны дробные классификации ввиду малочисленности находок. Шлем из Бейсужека 36 имеет некоторое конструктивное сходство с наголовьями типа Kreuzbandhelm раннего средневековья [Miks, 2009, S. 403, Аbb. 4], однако его всё же нельзя соотнести ни с одной из групп, предложенных К. Миксом для классификации раннесредневековых составных шлемов. Шлем из Бейсужека 36 изготовлен аккуратно, добротно. Он производит впечатление изделия профессионального мастера-оружейника, а не случайной штучной поделки. И хотя в Северном Причерноморье в погребениях и ритуальных комплексах известно более 90 импортных (римских, греческих, кельтских) и местных шлемов, экземпляры подобные находке из Бейсужека 36 в этом регионе пока нигде более не встречались.
Отсутствие археологических находок отчасти компенсируется изображениями похожих шлемов (иногда с нащёчниками) на боспорских надгробиях позднего эллинизма – раннего римского времени: Менофила, сына Демострата (рис. 3, 1); Родона, сына Гелия (рис. 3, 2) [Виноградов, Горончаровский, 2008, с. 194–195, рис. 95; 96]. Ю.А. Виноградов и В.А. Горончаровский обратили внимание на сходство между шлемами, изображенными на боспорских надгробиях, и шлемами лучников на колонне Траяна в сцене столкновения римских воинов с даками на подступах к римскому лагерю (рис. 3, 4). Вслед за К. Цихориусом [Cichorius, 1896, S. 310] и М.И. Ростовцевым [Ростовцев, 1914, с. 332] петербургские исследователи видят в одной из групп лучников¹⁰ с колонны Траяна вспомогательное боспорское подразделение, принимавшее участие в Дакийских войнах [Виноградов, Горончаровский, 2008, с. 194]. Однако, как показывают исследования, вспомогательные контингенты лучников для римской армии набирались в это время в основном в Восточном Средиземноморье¹¹ (см., например, [Richmond, 1935, p. 16]). Судя по длинным просторным одеждам другой группы лучников¹² (рис. 3, 3), совершенно не характерным ни для сарматов, ни для боспорян, на рельефах колонны Траяна с большей вероятностью изображены именно стрелки из Восточного Средиземноморья. К аналогичным выводам пришёл и Дж. Кулстон [Coulston, 1988, p. 284].

На знаменитой Нильской мозаике из Палестрины представлена группа воинов у входа в храм, рядом с ними сложены щиты и шлемы (рис. 4, 1, 2). Два шлема конструктивно очень похожи на шлем из могильника Бейсужек. Сложно сказать, трофеи ли это, подготовленные для посвящения в храм, или же вооружение самих воинов. В надписи из Летоона в Ликии указано, что заходить в храм в доспехах и с воинским снаряжением (в т.ч. и воинскими головными уборами, каусиями и петасами) запрещено [Le Roy, 1986, p. 293–294]. Однако более вероятно, что это именно трофеи, поскольку они брошены беспорядочной кучей, один шлем лежит на земле, а сами воины все изображены в шлемах, кроме военачальника у входа в храм. Относительно датировки мозаики нет единства мнений, предлагались различные варианты – от II в. до н.э. до III в. н.э. Ф. Коарелли предположил, что мозаика была создана в последних десятилетиях II в. до н.э. [Coarelli, 1990], но прототипом для неё послужила некая картина времён Птолемея II Филадельфа (283–246 гг. до н.э.). П. Мэйбум, опираясь на ряд аналогий республиканского времени, датирует эту мозаику 120–110 гг. до н.э. [Meyboom, 1994]. Безотносительно проблем хронологии прототипа мозаики, её датировка, предложенная Ф. Коарелли и П. Мэйбумом, хорошо соотносится с археологической датировкой погребения из Бейсужека 36.
Можно констатировать, что шлем из Бейсужека не принадлежит ни к греческой, ни к кельтской, ни к римской традициям оружейного производства. На наш взгляд, термин «традиция» – нейтральный и более корректный, чем «мастерская» или «школа». Гипотетическая локализация мастерских, в которых изготавливались импортные шлемы, пока ограничивается регионами и во многих случаях гадательна. Наличие школы подразумевает пребывание ученика в мастерской и усвоение традиции. Хорошо известно, что ремесленники могли производить доспехи по предоставленному заказчиком эталонному образцу. Говорить о школе здесь не приходится, это просто ситуативное использование труда квалифицированных оружейников, которые в дальнейшем могли производить привычную им продукцию. Например, Диодор Сицилийский сообщает, что по распоряжению тирана Сиракуз Дионисия оружейники специально изготавливали для наемников привычное им вооружение (Diod. XIV. 41. 4–5). Сципион после взятия Нового Карфагена поработил до конца войны захваченных там ремесленников и повелел изготавливать воинское снаряжение (Liv. XXVI. 47). Не вызывает сомнений, что в этот период они должны были делать доспехи по римским и италийским образцам. Цицерон упоминает большую оружейную мастерскую, выполнявшую государственные заказы, в провинции Македония (Cic. Pis. 87), и там наверняка трудились местные ремесленники. Г. Ваурик выделяет этрусско-италийскую и кельтскую традиции [Waurick, 1988, Beil. 2]. Говорить о греческой традиции было бы не совсем корректно, поскольку некоторые разновидности доспехов не были известны в классическую эпоху в Балканской Греции. М. Юнкельман выделяет «греко-эллинистическую» традицию [Junkelmann, 2000, Faltblatt 1].
В русскоязычной литературе такое определение не используется. Нам представляется вполне уместным использовать в том же значении термин «эллинистический». Известная монография П. Динциса [Dintsis, 1986] посвящена именно эллинистическим шлемам (т.е. шлемам, изготовленным в рамках «греко-эллинистической» традиции). Применительно к Ближнему Востоку в эллинистическую эпоху можно говорить как об оружейных мастерских, работавших в рамках греческой и эллинистической традиций, так и о сохранении местных традиций оружейного производства.
На наш взгляд, шлем из Бейсужека можно соотнести с производственной традицией Ближнего Востока. Шлемы Ближнего Востока 1-го тыс. до н.э. представлены единичными находками¹³] (шлемы из Ассирии [Deszö, Curtis, 1991]; уникальный составной шлем из Сард, найденный в слоях VI в. до н.э. [Greenewalt, Heywood, 1992]; персидский трофейный бронзовый шлем начала V в. до н.э. из Олимпии [Baitinger, 1999, S. 126–127]). Все они относятся к первой половине 1-го тыс. до н.э. Синхронного материала для сопоставления со шлемом из могильника Бейсужек просто нет. Близким ему временем датируется голова статуи воина из Халчаяна в Бактрии (рис. 3, 6), но составной шлем там иной конструкции. Его тулья состоит из широкой продольной полосы и двух боковых D-образных половин. Подобная конструктивная схема получила дальнейшее развитие в Сасанидском Иране [Кубик, Радюш, 2019, рис. 6]. Наиболее близок шлему из Бейсужека составной шлем из Сард, хотя он сложнее по конструкции и состоит из большего числа деталей (рис. 4, 3). Несмотря на хронологический разрыв в пять веков, шлем из Сард может быть косвенным аргументом в пользу ближневосточного происхождения шлема из Бейсужека.

В связи с определением пути попадания шлема из Бейсужека 36 к сарматам могут быть небезынтересны особенности и различия в территориальном распространении греческих, римских и кельтских шлемов в Северном Причерноморье и соседних регионах. На Боспоре и в погребениях эллинизированной варварской знати Крыма и Тамани в III–I вв. до н.э. пока известны находки только греческих шлемов (аттические c козырьком из Керчи (Карантинное шоссе) [Виноградов, 1997; Алексинский, 2008] и Чокрака [Масленников, Трейстер, 1997], коносы из Ахтанизовской и Буеровой могилы [Алексинский, 2013, с. 67–68], конос из мавзолея Неаполя Скифского (погребение царя Скилура) [Дедюлькин, Зайцев, 2016]. Напротив, все известные в настоящее время находки римских и кельтских шлемов связаны не с Боспором, а с погребениями и ритуальными комплексами варваров – кочевников-сарматов и оседлого населения Западного и Центрального Предкавказья (наряду с греческими шлемами, а что касается меотов Закубанья – ещё и шлемами местного производства). Считается, что находки римского и кельтского вооружения и воинского снаряжения в Северном Причерноморье и сопредельных регионах связаны с участием местных варваров в войнах конца II – первой половины I в. до н.э. Как известно из письменных источников, сарматы воевали против полководцев Митридата VI Евпатора (Strab. VII. 3. 17; Plut. De fort. Rom. 11), а впоследствии в составе армии понтийского царя с римлянами и их союзниками в Малой Азии (App. Mithr. 19. 69), участвовали в формировании войска для похода на Рим в период пребывания Митридата на Боспоре. Как известно, в этом войске, помимо понтийских и боспорских частей, вооружённых в большинстве по эллинистическому образцу, были также подразделения кельтов и римских перебежчиков (App. Mithr. 110–111). Сарматы составляли значительную часть армии Фарнака II при его попытке отвоевать у римлян Понтийское царство (Strab. XI. 5. 8; App. Mithr. 120). Свидетельством этих событий является недавняя находка на территории современного Краснодарского края шлема Монтефортино (подтип C, или Буггенум) с рельефным клеймом , полностью идентичным монограмме на монетах царя Дейотара¹⁴ [Балахванцев, Дедюлькин, 2021].
В ходе этих бурных событий какое-то количество римского, греческого, кельтского вооружения и воинского снаряжения разными путями, несомненно, попадало к варварам Северного Причерноморья. От воинов армии Митридата или от римских ауксилариев к сарматам могли попадать и образцы ближневосточного вооружения.
В первых веках нашей эры большинство найденных шлемов по-прежнему связано с Западным Предкавказьем, однако их число резко сокращается. Примечательно весьма скромное количество находок римских шлемов по сравнению с предыдущим периодом, хотя в это время имело место римское военное присутствие в юго-западном Крыму и активное вмешательство римлян в дела региона (Боспорская война 49 г. н.э., акция Плавтия Сильвана и пр.).